Цитаты со словом «рассказ»

Мне всё жаль, что в наших изданиях такое преобладание сюжетов из крестьянской жизни, и кажется мне, что очень нужны были бы рассказы, показывающие жизнь людей других сословий и другой обстановки, и притом в сравнении и в связи с крестьянскою трудовою жизнью.

Вернувшись, я увидела его мягко улыбающееся лицо <…> И тут-то <…> Антон Павлович и начал придумывать рассказ, как в богатом курорте, вечером, собираются все, уставшие за день от всякого рода спорта, сытые, богатые англичане, американцы и с жадностью ожидают сытного ужина, и — о ужас — оказывается, что повар скрылся, и как эта трагедия отозвалась на желудках всех этих

Итак, уважаемый товарищ редактор, дальше считаю смелость сказать о том, что я много и много задумывался над тем, как и почему и с чего пишутся большие и маленькие рассказы того или иного направления, в частности, эмористические, и я долго не мог этого понять, хотя много раз старался писать и в результате ничего не получалось, и перо снова ложилось обратно на свое место.

Ремезов, писал Чехову: «Пользуясь нашим старым знакомством, я позволяю обратиться к Вам с предложением — через мое посредство передать редакции „Русской мысли“ один из Ваших рассказов, или не один, а несколько… Я думаю, что Вам было бы очень своевременно выбраться в большую литературу, в которой Вы, несомненно, можете занять видное место…» (ГБЛ).

Но можно ли было предположить, что за три года он написал двадцать пять произведений — четыре пьесы, киносценарий, рассказы, фельетоны, эссе, рецензии, статьи, не считая множества писем, иные из которых представляют собой те же эссе в эпистолярной форме? […]

Не говорим уже про отсутствие корректур, цензорских и авторских, а без них нельзя решиться на освобождение текста рассказа от цензурных искажений, так как иногда совершенно неясно, произошло ли изменение текста вследствие требований цензуры, или по другим, чисто-художественным соображениям.

Мы отправились в Брайтлинг; промчались мимо сторожек сэра Джона, из которых сторожа собирались осыпать нас пулями, приняв за браконьеров; разбудили сэра Джона Пельгама, усадили его в его судейское кресло и рассказали ему обо всем, показав при этом коровью шкуру, которая все еще болталась на Себастьяне; он хохотал до слез. –

Чуковский жестко, но справедливо заметил: «В последнее время стали появляться такие сборники его повестей и рассказов, словно их составители поставили себе коварную цель — убедить новое поколение читателей, что Зощенко был слабый и неумелый писатель.

И потому ограничусь уверением, что если бы не требования г-д книгопродавцев, желавших иметь полное собрание моих повестей и рассказов, некоторые были бы выкинуты; замечу также, что в двух из них — в «Затишье» и в «Пасынкове» сделаны необходимые прибавления, а остальные, по мере возможности, исправлены.

День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова.

Время такое, между нами говоря, всякий любит всё на свой счет принимать… В прошлом году, например, вы рассказали, между прочим, анекдот из армянского быта, где, помните, жители Нахичевани говорят: «Дайте нам ваш кишка, а когда, бог даст, у вас будет пожар, то мы вам два кишка дадим».

Несмотря на то, что суворинцам известно уже около недели, что принципиально вопрос о продаже Мадксу покончен, они выпускают твои новые рассказы и печатают о том, что у них еще печатаются твои произведения» (ЦГАЛИ; «Красный архив», 1929, т.

И далее: «Вокруг меня — ноябрьская тьма… Мне очень хотелось убежать с моего пункта…» В рассказе «Крещение поворотом» тоже вроде бы повествуется о ноябрьских событиях («…по-прежнему мяли лен, дороги оставались непроезжими… лил дождь… была слякоть, туман, черная мгла…»), но определяющей является первая фраза: «Побежали дни в М-ской больнице, и я стал понемногу привыкать к

Так как не сохранилось ни рукописей, ни корректур «Метели», и неизвестна доля участия Толстого в исправлениях текста после появления рассказа в «Современнике», мы даем в настоящем издании журнальный текст с исправлением очевидных опечаток и некоторыми отменами.

Вот, Софья Андреевна, я вам сказал, что мог, рассчитывая, что вам будет приятно знать, какое доброе дело сделал Лев Николаевич, доставив возможность покупать некоторые его рассказы тем, кто больше всего в них нуждается, и бедности которых мы все обязаны всеми нашими преимуществами обстановки, образования и даже воспитания.

Строго ли требуется знание правильности изложения письма с грамматическими правильностями, так как я вижу в изложениях своих рассказов упущения логического и расстановочного смысла, которые я, как ни старался, устранить не мог, но в дальнейшем постараюсь натренироваться.

Среди них повести о романтической любви «Суламифь» (1908) и «Гранатовый браслет» (1911), очерки и рассказы о рыбаках, военных летчиках, путевые заметки, рассказы о животных, цикл лирико-философских миниатюр, напоминающих стихотворения в прозе.

Сюжет о чиновнике, который при виде начальства автоматически делает нечто совершенно противоположное своим первоначальным намерениям, разработан у Чехова во многих рассказах 1883—1885 годов («Депутат, или Повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало», «Толстый и тонкий», «Хамелеон», «Братец», «Вверх по лестнице»).

Название села и больницы Булгаков несколько раз видоизменял (Мурьево, Мурьевская, Муравьевская…), а в рассказе «Стальное горло», который был опубликован первым из цикла, село и больница называются «своими именами» — Никольское и Никольский пункт-больница.

Мамаша мне сперва не поверила, а потом так обрадовалась, что весь вечер меня расспрашивала, целовала и плакала, и когда я уж ей всё рассказала, то она мне вперед приказала: чтоб я никогда не боялась дедушку и что, стало быть, дедушка любит меня, коль нарочно приходил ко мне.

Главный смысл творчества Тургенева в конце сороковых годов Григорьев видит в обращении к простой действительности: «И вот у Тургенева начинается целый ряд „рассказов“ охотника, с одной стороны, и ряд попыток сантиментального натурализма, с другой, из которых: самая удачная — „Петушков“, самые неудачные — драмы „Холостяк“ и „Нахлебник“» (там же, с.

Эфрос), автор рецензии, опубликованной в «Новостях дня» (1892, № 3118, 28 февраля), высказал мнение, что «Каштанка» — не только детский рассказ: «…в нем слишком много тонкой отделки, рассчитанной не на детское понимание, слишком много прекрасных, чисто чеховских деталей, которые доставят эстетическое удовольствие вам и вызовут, пожалуй, зевоту у вашего юного наследника».

Я получил деньги и поехал в Рим, имея достаточную причину думать, что найду там изменников… Невозможно описать, что происходило с Ангеликой во время этого рассказа; она узнала мужа, уверилась в его невинности и вместе в своем преступлении и мучилась, страшно мучилась… Только гениальная актриса могла бы дать некоторое понятие о том состоянии, в котором находилась тогда душа ее… – Для чего же вы хотите найти этого

Зощенко дайте мне советы или указанья или посоветуйте выписать книгу-учебник, как легче научиться писать стихи и рассказы будучи крестьянином я очень жаждую этому, будьти товарищем добрым напишите мне несколько строк совету по Адресу:… Пишите доплатное я уплачу пожалуйста.

Она предоставила ему излить свое негодование, а когда он высказал все, что только мог придумать наиболее обидного и наиболее несправедливого, она рассказала ему правдиво и с полнейшей точностью обо всем, что произошло в замке Ризенбург между ней и графом Альбертом, графом Христианом, Амелией, канониссой и Андзолето.

Шраер приводит текст русского письма, написанного д-ром Бернхардом Хиршбергом из Франкфурта-на-Майне к Набокову 8 марта 1925 г., в котором он, приняв историю с Бахманом за действительный случай, называет рассказ «статьей» и просит разрешения перевести ее на немецкий язык для публикации в одной из местных газет: «Насколько мне известно, германская печать почти ничего не писала о покойном Бахмане».

Теперь же, принося Кончееву на высший суд придуманное за Пушкина окончание драмы, Годунов-Чердынцев, во-первых, примеривал для себя возможность такого же конца (Князь в набоковском финале бросается в реку), уподобляясь тем самым Василию Шишкову, герою одноименного рассказа, также пришедшего к мэтру с вопросом — «что делать, как прервать, как уйти» — и прокладывающему себе путь в инобытие своим же искусством (ибо бездарность-жизнь, по излюбленной мысли Набокова, всегда обречена подражать искусству).

В самый короткий срок, считая с того момента, когда мы показали тыл порогу «Свидания моряков», я выложил и вывернул наизнанку себя всего, как наволочку; рассказал все свои секреты легкомысленно обнажил тайны, проявил все сомнения и вытряхнул столько убеждений, что их хватило бы иному на всю жизнь.

Ведь сколько лет, сколько, сколько сотен имен… Трудно все помнить… Тогда Александров, волнуясь и торопясь и чувствуя с невольной досадой, что его слова гораздо грубее и невыразительнее его душевных ощущений, рассказал о своем бунте, об увещевании на темной паперти, об огорчении матери и о том, как была смягчена, стерта злобная воля мальчугана.

Достоевского, Буткова и других писателей «натуральной школы», Дружинин пишет: «Мы в последнее время так уже привыкли к психологическим развитиям, к рассказам „темных“, „праздных“, „лишних“ людей, к запискам мечтателей и ипохондриков, мы так часто, с разными, более или менее искусными нувеллистами, заглядывали в душу героев больных, робких, загнанных, огорченных, вялых, что наши потребности совершенно изменились.