Цитаты со словом «прототип»

К словам «появился откуда-то полковник Торопец»] Прототипом Торопца послужил прапорщик австро-венгерской армии Евгений Михайлович Коновалец (1891–1938), попавший в русский плен.

Ввиду «сценичности», «оперности» образа Шполянского его прототипом называют также известного в дореволюционном Киеве оперного артиста Камионского (1869–1917): «Он великолепен!

Я уделил некоторое внимание скучной и, в сущности, бессмысленной проблеме «реального прототипа» стилизованного литературного характера, чтобы еще раз подчеркнуть различие между реальностью искусства и нереальностью истории.

Таким образом, весь сюжет отношений с Тамарой — to meet, love, lose — уже заключен в главе «Первое стихотворение», как будто автор «помнит свои будущие вещи» (Дар, 174), и в описании реального сборника «Стихи», посвященного прототипу Тамары и Машеньки — Валентине Шульгиной (ДБ, 263–264; SM, 237–238; СЕ, 173), большинство которых было «о разлуках и утратах».

Возможно, что известное влияние на Достоевского при построении памфлетных образов романа (созданных путем отталкивания от определенных исторических прототипов) оказал своеобразно преломленный им опыт Тургенева (Бакунин и другие деятели 1840-х годов как прототипы Рудина), а также хронологически еще более близкий пример Салтыкова-Щедрина, воспользовавшегося в „Истории одного города“ (1869–1870) сатирическими образами русских самодержцев, свойства характера которых Щедрин истолковал не только как их узко индивидуальные черты, но и как классическое выражение общих типических свойств представителей крепостнической бюрократии в прошлом и настоящем.

Точно так же лишь читатель (за вычетом рассказчика, который в таких случаях, как правило, хранит молчание) может распознать сходство между планом задуманного Лужиным-старшим романа о чудесно одаренном мальчике (прототипом является, естественно, сын, которого он бессознательно наделяет привычным набором свойств музыкального гения) и его же давними фантазиями, что вот, наступит день, и обнаружится, что мальчик — это вундеркинд, который «играет на огромном черном рояле» (II, 11) (тот же рояль и тот же вундеркинд в ночной рубашонке появятся в брачной обители Лужина).

Во-вторых, в «Даре» мы находим и автобиографическое повествование об отце, и «комический реализм» документально обоснованного жизнеописания Чернышевского, и многочисленные вставные жанрово-стилевые образования: от стихов Годунова-Чердынцева до рецензий на книгу о Чернышевском; здесь сюрреальные беседы с Кончеевым, сны об отце соединены с написанной в традициях психологического реализма историей любви главного героя; а фигуры реальные или имеющие узнаваемых прототипов (отец, Васильев, Кончеев) соседствуют с авторитетами вымышленными, но окруженными всеми знаками внимания, присущими авторитетам общепризнанным (историк Страннолюбский, философ Делаланд).

А худший случай тот, когда перед нами метод школы прототипов во всем ее блеске: поэт X, поклонник дамы Z, сочиняет нечто ей посвященное, приукрашивая ее образ (так что она становится Y) в соответствии с литературными условностями своего времени; распространяется слух, что Z — это Y; реальную Z начинают считать полным изданием Y; о Z говорят так, словно она и есть Y; авторы дневников и мемуаров, описывая Z, не просто придают ей

К сожалению, мы ничего не знаем о живом прототипе этой женщины, значение которой в своем духовном развитии в годы Вятки Салтыков определил так: "Я убежден, что ей я обязан большею частью тех добрых чувств, которые во мне есть…" [33] Конечно, мы с вами, мсьё Буеракин, или с вами, мсьё Озорник… – Отсылка к этим, еще неизвестным читателю персонажам является одним из недосмотров, допущенных Салтыковым при подготовке отдельного издания «Очерков», когда

Тем не менее его независимость, безусловная оригинальность его таланта, его стремление к религиозному приятию мира — все это ставило Кнута, вместе с несколькими другим поэтами-эмигрантами, в ряд возможных прототипов Федора Годунова-Чердынцева и его идеального собеседника Кончеева, которые, по замыслу Набокова, должны были соединять в себе все основные позитивные тенденции эмигрантской литературы и как бы реализовывать в пространстве романа ее не вполне реализованный, распыленный потенциал.

Христианская трагедия, действие которой происходит в один из первых трех веков Империи, от Нерона до Диоклетиана, ведет за собой ряд неизбежных персонажей (это говорит Жюль Леметр): тут вы непременно найдете раба-христианина, философа-стоика, эпикурейца, скептичного и терпимого, римского сановника, а главным образом созданную по прототипу Горациевой Левконои, вопрошавшей всех богов, чтобы найти лучшего, – патрицианку с неудовлетворенностью в душе; она становится христианкой из романтизма.

Все, что помню об этом бесцветном сквере, – это его остроумный тематический союз с трансатлантическими садами и парками; ибо вдруг, в ту минуту, когда мы дошли до конца дорожки, ты и я увидели нечто такое, на что мы не тотчас обратили внимание сына, не желая испортить ему изумленной радости самому открыть впереди огромный прототип всех пароходиков, которые он, бывало, подталкивал, сидя в ванне.

И если в цикле рассказов о ссылке и тюрьмах автобиографическое еще во многом скрыто вымышленным, то уже в «Весеннем порошье» канва реальной бытовой жизни писателя (прототипы многочисленных персонажей, поездки, знакомства) легко прочитывается, а в книгах «Среди мурья» и «Шумы города» конкретные имена и связанные с ними эпизоды, обстоятельства, случаи, которые остались на памяти у многих современников, вполне органично вписаны в повествование.

Так, студент-нигилист, который, по первоначальному плану комедии являлся в ней главным действующим лицом, вносящим своею проповедью новых идей разложение в мирную помещичью семью Прибышевых, первоначально носил фамилию Чертковского, в которой нельзя не усмотреть обычного для Толстого приема трансформации имени, в тех случаях, когда прототипом того или другого выведенного им лица являлась какая-либо реальная личность (Исленьев-Иртеньев и т.

Ахматова, актрисы Алиса Коонен, Евгения Хованская, Наталья Волохова — прототип бессмертного цикла Блока «Снежная маска», литераторши Тэффи, Лариса Рейснер… Анна Ахматова, в те годы тоже разделявшая «ночную» жизнь богемного Петербурга, вспомнит позднее о тех артистичных женщинах, вроде Саломеи Андрониковой-Гальперн, — «Соломинке», Ольге Арбениной-Гильденбрандт — красивой легкомысленной актрисе Александринки, которые в полном смысле вдохновили и «научили» Мандельштама писать стихи о любви.

Муромцева-Бунина вспоминает: «Одной из наших частых прогулок была прогулка к так называемым Крестам, то есть к перекрестку дорог по направлению к синеющему вдали лесу, мимо ветряной мельницы, где жил очень странный лохматый мельник со своей любовницей, некогда богатый, а теперь все бедневший и бедневший, все ниже и ниже падавший человек, отчасти послуживший прототипом к Шаше („Я все молчу“)».

Однако темнота «Парижской поэмы» связана не с тем, что ключи к ней отброшены, эмигрантские прототипы пока не найдены, – вероятнее всего, их просто нет, поскольку Набоков ставил перед собой несколько иную задачу, родственную задаче «Дара»: показать «то хаотическое, нечленораздельное волнение, когда в сознании брезжит только ритм будущего создания, а не прямой его смысл» и процесс его преодоления, рождения стиха.

В средние века она была забыта, но эпоха Возрождения высоко оценила ее, а образцовый перевод на французский язык, выполненный известным филологом и переводчиком Жаком Амио, сразу сделал ее знаменитой; бесчисленные пасторали, наводнившие европейскую литературу на всех языках в XVII и XVIII веках, более тесно примыкали именно к повести Лонга и к буколикам Вергилия, чем к их прототипу — Феокриту.

На первый взгляд, может показаться, Пушкин понял, что его седьмая строка строфы XLV главы Четвертой звучит как насмешливо-пародийная аллюзия на строку в «Пирах» Баратынского, чувства которого он всегда старался щадить; и поэтому он тактично и лаконично цитирует собственные неудачные строки как своего рода прототип, чтобы в случае чего доказать: он никоим образом не имел в виду Баратынского.

Хрупким, потому что робкий издатель, заставляя художника менять «стройную» на «полную» или «брюнетку» на «блондинку», искажает не только сам образ, но и нишу, в которую он поставлен, и, стало быть, весь выстроенный храм; неуязвимо же оно потому, что, как бы решительно образ ни изменяли, прототип все равно будет опознан по форме дыры, остающейся в ткани повествования.

Майзеля (недаром он послужил одним из прототипов барона Майгеля в «Мастере и Маргарите»), писавшего про «Белую гвардию» через несколько лет после ее неудавшегося явления: «Это была удивительная попытка оправдать белое движение путем введения в роман субъективно честных белогвардейцев ‹…› Из “Белой гвардии” можно сделать тот единственный вывод, что монархическое движение было обречено на гибель благодаря измене вождей.

Но если вычеркнуть места из монологов, где действующие лица проговариваются, из угождения автору, против себя, – это будут, за исключением Софьи, лица типические, характеры художественно созданные, хотя и не составляющие комедии своими взаимными отношениями; – не говорим уже о Репетилове, этом вечном прототипе, которого собственное имя сделалось нарицательным и который обличает в авторе исполинскую силу таланта.

Так, если в ранних редакциях образ Иешуа отличается цельностью, ибо прототип его очевиден — сам писатель, то в последующих редакциях воплощение пережитых автором потрясений (травля в прессе, обыски, допросы, преследования и слежки, доносы и прочие «прелести» тех лет) в двух образах — Иешуа и мастера — не могло не сказаться отрицательно прежде всего на полноте этих образов.

Совершенно бессовестный, непоэтичный и малопривлекательный тип, олицетворяющий тайное торжество коварства над силой и могуществом, Иванушка-дурачок, сын своего народа, пережившего столько несчастий, что с лихвой хватило бы на десяток других народов, как ни странно – прототип князя Мышкина, главного героя романа Достоевского «Идиот», положительного, чистого, невинного дурачка, источающего смирение, самоотречение и душевный мир.

Я только что приводил его жалобные письма к Тургеневу, но не поразительно ли, что прототипом всех этих жалобных писем является его юношеское, давнишнее письмо к сестре, самое раннее изо всех его писем, дошедших покуда до нас: там те же жалобы на хандру, какие слышатся в его позднейших письмах, написанных во время болезни.

Здесь следует снова напомнить основной урок, извлекаемый нами из истории мира: все, что вносит какая-нибудь нация или эпоха — при посредстве политики, экономики, героических личностей, военных успехов, — остается для всякого, кто захочет добросовестно и зорко всмотреться, необработанным сырьём, покуда литература, создавая национальные прототипы, не облечет все это в плоть и кровь.

Беззащитна, поскольку писатель, уступая кроткому редактору и заменяя стройную на полную или шатенку на блондинку, искажает как облик, так и нишу, его вмещающую, и всю часовню заодно; а неуязвима потому, что, как бы радикально вы ни изменили образ, его прототип все равно будет узнаваем по контуру прорехи, оставленной им в повествовательной ткани.

В сущности только первый абзац его написан в стиле «предисловий», весь же остальной текст это еще только материал для предисловия: тут и схема плана, устанавливающая три части романа, и перечисление «главных пружин человеческой деятельности», и список «главных лиц» романа, с указанием их прототипов, и отдельные «темы», которые предполагается ввести в роман.

Шумский ИО прототипе Якова Турка в «Певцах» ИСТургенева— Русская литература, 1959, № 3, с193–199)О «песельниках Жукова» МИПыляев пишет: «В сороковых и пятидесятых годах особенно славились в Екатерингофе песенники с табачной фабрики ВГЖуковаЗдесь они кочевали лагерем во время сенокоса на Екатерингофских лугах, сопровождая работу пением и плясками» (Старый ПетербургСПб., 1887, с82). «

Короленко в своих воспоминаниях «О Глебе Ивановиче Успенском» рассказывает о прототипе Ивана Алифанова: «Сюжет рассказа разыгрывался у него <Успенского> на глазах в Чудове, и на некоторое время всех нас, своих друзей, он втянул в эту печальную историю, все фазы которой он переживал, как мы переживаем разве опасную болезнь самых близких людей.