Цитаты со словом «сходни»

Недели через три после своего появления огромными стаями курахтаны улетают вместе со всею пролетною птицей, и к осени, то есть в августе, петушки возвращаются пепельно-серыми, пестрыми куличками без грив и хохолков, почти совершенно сходными с своими самками, которые и весной и осенью сохраняют один и тот же вид и цвет, постоянно имея хлупь и брюшко белые.

О сочетаний цветов должно сказать вообще, что хорошо сочетаются те цвета, которые совершенно не похожи один на другой; если же соединяются два цвета, различные, но очень сходные, то впечатление будет вовсе не эстетично; так, например, желтый и зеленый, синий и зеленый, синий и фиолетовый, фиолетовый и красный и т.

Сущность ее в том и другом случае — неожиданное и быстрое сближение двух предметов, в сущности принадлежащих совершенно различным сферам понятий и сходных только по какому-нибудь особенному случаю, по какой-нибудь черте, правда, очень характеристической, но ускользающей от обыкновенного серьезного взгляда.

Оставив на столе записку «Скоро приду, а ты пока собери вещи и поезжай в гостиницу», — поднялся на яркую палубу, где у сходни встретил окаменевшего в ненависти Гуктаса.

Таковы анафоры, стоящие в начале полустиший или в начале отдельных стихов: Своею кистию свободной и широкой… Пророческих очей не простирая в даль… Который Мельпомены Котурны и кинжал… Порхая над травой, Пастушка робко дышит… Господский дом уединенный, Горой от ветров огражденный… Померкни, солнце Аустерлица, Пылай, великая Москва… Эпифорами можно считать все рифмы; но, помимо них, встречаются эпифорические аллитерации, даваемые звуками сходными, но не тождественными: И плюет на алтарь, где твой огонь горит… Но как вино печаль минувших дней… Сердечной ревностью горя, Он взором опытным героя… Но дни младые пролетят, Веселье, нега нас покинут… Зевгмами являются все случаи срединной анафоры, перед цесурой и после цесуры, а в ряде стихов анафоры конечного слова одного стиха и начального другого: Скажи, как в двадцать лет

Когда коллежский секретарь Иванов уверяет коллежского советника Ивана Иваныча, что предан ему душою и телом, Иван Иваныч знает по себе, что преданности душою и телом нельзя ждать ни от кого, а тем больше знает, что, в частности, Иванов пять раз продал отца родного за весьма сходную цену и тем даже превзошел его самого, Ивана Иваныча, который успел продать своего отца только три раза, а все-таки Иван Иваныч верит, что Иванов предан ему, то есть и не верит ему, а благоволит к нему за это, и хоть не верит, а дает ему дурачить себя, – значит, все-таки верит, хоть и не верит.

Таким образом, мы могли бы собрать эти прихотливо разрозненные лепестки поэтического цветка в одну роскошную розу жизни, а все же, если бы это и сделали, мы не нашли бы настоящей сущности стихов; действительная жизнь человека часто та, которой он не ведет, и прекрасные стихи могут быть, подобно красивым шелковым нитям, вытканы в различные образцы, которые все одинаково восхитительны, но не сходны между собой, и этим как раз романтическое творчество, по существу, представляет собой поэзию впечатлений несоответственно последнему направлению в живописи — Уистлера и Мура, берет для обработки не басню или заурядную тему, а охотнее воспроизводит исключение вместо типов жизни.

Согласно с этим опять заработали биржи и парламенты, напряженная умственная жизнь возродилась в университетах и в различных научных институтах, опять встали перед людьми все тягостные вопросы современности, в том числе вопрос об организации труда; и строение общества, сходное с тем, какое мы наблюдаем в наше время, привело к тем же решениям этого вопроса, какие предлагаются и современными нам теоретиками… Впрочем, аналогию эту не должно проводить слишком далеко, так как мы видим, что во многих отношениях эпоха, изображенная в романе, резко отличается от нашей современности, что многое в ней организовано на иных началах и что к разрешению многих задач

Я вспомнил, как мне еще во время моих университетских занятий та же мысль об ограниченном числе возможных высших типов пришла в голову по совершенно другому поводу: у спрутов, морских головоногих моллюсков, высших организмов целой ветви развития, глаза необычайно сходны с глазами нашей ветви — позвоночных; а между тем происхождение и развитие глаз головоногих совершенно иное, настолько иное, что даже соответственные слои тканей зрительного аппарата расположены у них в обратном нашему порядке… Так или иначе, факт был налицо: на другой планете жили люди, похожие на нас, и мне оставалось усердно продолжать свое ознакомление с их жизнью и историей.

На «художническое» начало в занятиях Акакия Акакиевича указывает и сходство его поведения с сосредоточенной отрешенностью от окружающего мира другого гоголевского художника — выведенного в «Невском проспекте»: «Он никогда не глядит вам прямо в глаза; если же глядит, то как-то мутно, неопределенно… он в одно и то же время видит и ваши черты, и черты какого-нибудь гипсового Геркулеса…» Сходное замечание встречается в описании ничтожного Башмачкина: «Акакий Акакиевич если и глядел на что, то видел на всем свои чистые, ровным почерком выписанные строки…» Сходство погруженного в свое должностное занятие героя «Шинели» с петербургскими художниками этим не ограничивается.

Якимович ТФранцузский реалистический очерк 1830–1848 ггM., 1963, с281, 283–285)Рисунками Гранвилля пестрели страницы русских литературных изданий (см., напр., статью «Фантазии Гранвилля» в «Литгазете», 1844, № 13)«…он, — писали о Гранвилле „Отечественные записки“ (1841, № 1, с77), — переносит басню в картину, переводит нравы, страсти и смешные стороны человеческого характера под форму животных, которых характеры и нравы совершенно сходны с типами людей, представляемых у него в каждой картине» Напечатанное в «Северной пчеле» (1847, № 63) стихотворение по поводу концерта Берлиоза в Петербурге начиналось такими стихами: Вся в огнях горела зала, Львами, львицами полна… См.

Но холод вешних — струй Нездешних — струй, — Летейских струй, Но холод струй… Сухой, сухой, сухой мороз… Но темный, темный, темный ток окрест… Это повторение слов заменяется иногда соединением слов, сходных по значению (большею частью эпитетов): …горишь Ты жарким, ярким, дымным пылом… …нежный, снежный, краткий, Сквозной водоворот… …провал пространств Иных, пустых, ночных… Или же соединение слов, сродных по корню, напр., глаголов, различающихся лишь приставками: Изгложет, гложет ствол тяжелый ветер… Как взропщут, ропщут рощи… Прогонит, гонит вновь… Пролейся, лейся, дождь… Этот отрывистый, составленный из повторений, язык весь пронизан ассонансами, аллитерациями, внутренними рифмами,

Несколько раньше, в марте-апреле 1842 г., Тургенев работал над драмой «Искушение святого Антония», оставшейся незавершеннойЗдесь, как и в «Похождениях», действуют «адские» персонажи: сатана, чертенята и «любовница чёрта» АннунциатаНаписанные Тургеневым сцены сходны с «Похождениями» тем, что в обоих этих произведениях чёрт искушает человекаНо в «Искушении» эта тема дана в возвышенно-романтическом плане, тогда как в «Похождениях» она снижена, пародирована и доведена до гротескаГрозный и коварный «сатана» «Искушения» здесь превращен в глупого и вульгарного «чёрта» и все соприкосновения с «нечистой силой» объясняются опьянением героя. …

Однако у Пушкина в элегический контекст включен смелый образ мира, Где чистый пламень пожирает Несовершенство бытия… Пушкин, развивая тематику Жуковского, создает и иные и сходные поэтические образы «бессмертия», в которое он, в отличие от Жуковского, не решается верить: Когда бы верил я, что некогда душа, От тленья убежав, уносит мысли вечны, И память, и любовь в пучины бесконечны… …Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир, И улетел в страну свободы, наслаждений, В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений, Где мысль одна плывет в небесной чистоте. («

На пространстве в две-три мили помощники командовали и ругались с особой выразительностью; бесконечные вереницы бочек и ящиков скатывались с берега и взлетали по сходням; запоздавшие пассажиры, лавируя, скакали среди этих взбесившихся предметов, надеясь, но не слишком рассчитывая живыми добраться до трапа; женщины с ридикюлями и картонками старались не отставать от своих мужей, нагруженных саквояжами и плачущими младенцами, но это им не удавалось: они совершенно теряли голову в этом вихре, шуме и всеобщем смятении; тележки и багажные фуры грохотали взад и вперед в дикой спешке

В первом случае, — при воссоздании народного мифа, когда материалом может стать потерявшее всякий смысл, но все еще обращающееся в народе, просто-напросто, какое-нибудь одно имя — Кострома, Калечина-Малечина, Спорыш, Мара-Марена, Летавица — или какой-нибудь обычай, вроде Девятой пятницы, Троецыпленицы, — все сводится к разнообразному сопоставлению известных, связанных с данным именем или обычаем фактов и к сравнительному изучению сходных у других народов, чтобы в конце концов проникнуть от бессмысленного и загадочного в имени или обычае к его душе и жизни, которую и требуется изобразить.

Он здесь японцам рассказал до самой безделицы о нашем походе, даже глупости, которые мы в веселые часы делали в Ситхе, хоть сам и не видал их, но что слышал: ссоры наши смешные, пирушки и проч., а всего забавнее то, что Рудакова выдавал истинным своим другом и во всем с ним сходным; но Кахи здесь насказал о нем множество скверного, и потому NN теперь прежнее переменил, а уверяет японцев, что он был мой самый близкий друг; однако ж они смеются.

Рабы, число и бедственное положение которых росло с каждым новым триумфом римского оружия, вся эта безликая, лукавая и несчастная римская беднота (столь галантно названная филологами — «пиратами») — по-прежнему дезертировала, спекулировала, продавалась за деньги; сегодня — члену одной партии, а завтра — его врагу; аристократическая сволочь, сурмившая брови красной краской, по-прежнему лорнировала с любопытством рослых и здоровых варваров, купленных в рабство по сходной цене; римские барыни по-прежнему красили волосы желтой краской, так как германский цвет волос был в моде.

Мы лучше всего поймем древнееврейскую («библейскую») литературу, если раз навсегда откажемся расценивать ее — в позитивном или негативном смысле — как какое-то особое, уникальное, то ли боговдохновенное, то ли созданное намеренно для одурачивания народных масс «Писание», а будем рассматривать ее как то, чем она является, — одной из целого ряда литератур Древнего Востока, типологически с ними сходной, не более и не менее религиозной, чем другие, и в целом не более и не менее реакционной или прогрессивной, чем другие.

И судя по тому, что с отрывками 9-м и 10-м бумагой и вместе почерком сходны только еще отрывки 2-й, 3-й, 4-й и особый отрывок о косноязычии, отрывок же 11-ый, хоть и начат на том же листе, что и 9-ый, но другим уже почерком, да и продолжен на другой уж бумаге, — в петербургский период из отрывков третьей редакции написаны были лишь отрывки 2-ой, 3-й, 4-ый, 9-ый (с

Очевидно, что при отсутствии у Гоголя, по его собственному признанию, «влечения и страсти к чужим краям», при отсутствии у него также и «того безотчетного любопытства, которым бывает снедаем юноша, жадный впечатлений» («Авторская исповедь»), любовь Гоголя к Италии можно объяснить именно этой, сходной с русским провинциальным бытом, удаленностью итальянской жизни от развращающих новшеств европейской цивилизации — ее почти «монастырским» патриархальным укладом (это неизменно поражало Гоголя в Риме — этом всемирном «городе музее», полном древних памятников и православных святынь). (

Именно: что она безумно влюблена в молодого француза, который мог бы предложить ей замок с башнями и имя с гербом; что она умоляла меня дать ей развод, но я отказал; что я даже сказал ей, что скорее застрелю и ее и себя, чем отправлюсь в Нью-Йорк один; что она сказала, что ее отец в сходных обстоятельствах поступил как поступает благородный человек; что я отвечал, что мне плевать на ее cocu de рére.

Не много есть художников, которые умеют разливать жизнь и, так сказать, влагать душу в свои произведения, и вот почему из всех портретов Ивана Степановича не было ни одного сходного: все они изображали лицо простого человека с самой обыкновенной, незначащей физиономией, в этом дюжинном лице не было ничего ни противного, ни привлекательного; но это потому, что оно точно так же походило на свой подлинник, как походит неподвижный водопад в картине на падение Рейна или Ниагары.

Не довольствуясь резкими белыми «движками» старого новгородского письма, он стремился к новому, рублевскому, сходному с древневизантийским, более совершенному, как тогдашние мастера выражались, плавкому, облачному, в котором розоватое вохрение пущено в тонкую светлую тень; особенно же заботился о благолепии мужей — бороде, то короткой, курчеватой, то длинной, повившейся до земли, то широкой, распахнувшейся на оба плеча, то «рассохатой, с космочками», «продымленной», или с «подрусинками», или «с подсединками»; о выражении лиц величаво-строгом, или «страдном» и нежном.

В общем, мы их должники во всем, за исключением сонета, — хотя, любопытным образом, в антологии обнаруживается нечто сходное, если иметь в виду характер развития мысли, — и еще американской журналистики, ибо с нею не сравнится ничто на свете, а также баллад на шотландском просторечье, относительно которых один из наших самых прилежных писателей недавно высказался в том духе, что вот жанр, где второстепенные поэты должны дружными усилиями добиться по-настоящему романтического звучания своих виршей.

Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное место в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.

Тощий призрак — продолговатая тень, отбрасываемая счетчиком автомобильной стоянки на мокрый снег, — была странного рдяного тона; я установил, что причиной тому был рыже-красный свет ресторанной вывески над троттуаром; и вот тут-то — покамест я там топтался, уже немного устало соображая, удастся ли мне, когда буду плестись восвояси, набрести на сходное явление, но только в неоново-синем колере, — возле меня с визгом остановился автомобиль и из него с наигранно-радостным восклицанием вылез Д.

В предисловии к «Рославлеву» он объясняет причину, побудившую его взяться за роман о войне 1812 года: «Предполагая сочинить эти два романа, я имел в виду описать русских в две достопамятные исторические эпохи, сходные меж собою, но разделенные двумя столетиями; я желал доказать, что хотя наружные формы и физиономия русской нации совершенно изменились, но не изменились вместе с ними: наша непоколебимая верность к престолу, привязанность к вере предков и любовь к родимой стороне».

Так вызывает Платон (в «Тимее» и «Критии») мировую тень Атлантиды, вопрос о существовании которой гипотетически решается отчасти в утвердительном смысле геологами, — для археолога же и историка культуры связан с мечтательною надеждой добыть в сочетании Платонова мифа с воспоминаниями о всемирном потопе желанное звено, связующее многообразные сходные и вместе с тем разрозненные явления, как, напр., памятники древнейшего Египта и Мексики, и разрешить многие загадки средиземной культуры, как напр., загадку Крита или Этрусков.

Но сейчас безмолвное, определенное и мрачное дело, которым я оказался занят (столь не сходное с опасностями шторма или с неотвратимо надвигающимися ужасами голода), заставило меня задуматься о том, сколь невелики мои шансы на спасение от страшнейшей из смертей — от смерти ради страшнейшей из целей, — и решимость, которая так долго не давала мне сдаться, покинула меня в один миг, легко, как пушинка, гонимая ветром, оставив меня беззащитным перед малодушным и презренным страхом.