Цитаты со словом «столп»

Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору.

Впервые: «Огненный столп» (СПб., 1921). «

В стене были низкие ворота; на челе их – треугольный глыбе, целой скале – стояли на задних лапах две львицы, такие же, как в Дииной часовенке, и между ними каменный столп, древнейшее знамение Матери – твердыня твердынь, держава держав, Мать Гора, соединяющая небо с землею.

И все, которые пили обе эти водки, действительно чувствовали, что им море по колено… Да, эти «столпы» знают тайну, како соделывать людей твердыми в бедствиях, а потому им и книги в руки.

Во время стрелецкого розыска царь Петр велел вырыть погребенное в трапезе церкви Николы на Столпах и пролежавшее семнадцать лет в могиле тело врага своего, друга Софьи, главного мятежника, боярина Ивана Милославского; открытый гроб везти на свиньях в Преображенское и там, в застенке, поставить под плахою, где рубили головы изменникам, так, чтобы кровь лилась в гроб

Около него, столпившись, стояла самая блестящая московская молодежь, и он видимо первенствовал между ними.

Или, лучше сказать, что даже не рождаются, а только от времени до времени заносятся в виде эффектного слуха со стороны, не поселяя в столпах ни малейшей тревоги своим эфемерным появлением… Вот почему столпы считаются существеннейшим подспорьем, и вот почему, когда наступает момент изгноя, благоразумные охранители заранее подстерегают этот момент и делают нужные приспособления, дабы старые, подгнившие столпы были немедленно заменены новыми… Ныне, к безмерной радости охранителей, пробел, причиненный кратковременным бесстолбием, пополнен. "

Симеон, во славу Христа; но нехорошо, что никто никогда не задумался об этих двух столь противоположно подобных столпах – двух центрах исполинской параболы, по которой движется мир все еще слепо, не зная куда, к спасению или погибели.

Вошли во внутренний двор с рядами таких исполинских столпов — связанных стеблей папируса, что трудно было поверить, что это — создание человеческих рук; сам Великий Дух, казалось, взгромоздил эти вечные камни в немую хвалу себе, Неизреченному.

Действительно, в доме было душно от столпившегося народа.

Так навсегда и осталась в моём воображении картина, представившаяся мне тогда: большой старый сад, весь уже по-осеннему проредевший, живописно обезображенный осенними дождями, бурями и первыми заморозками, засыпанный гниющей листвой, чернеющий стволами и сучьями и пестреющий остатками жёлтого и красного убора, свежее и яркое утро, ослепительный солнечный свет, блещущий на полянах и тёплыми, золотистыми столпами падающий среди стволов вдали в сырой холодок и тень низов, в тонкий, сияющий голубым эфиром дым ещё не совсем испарившегося утреннего тумана, перекрёсток двух аллей и на нём — великолепный столетний клён, который раскинулся и сквозит на ярком и влажном утреннем небе своей огромной раскрытой вершиной, чёрным узором сучьев с кое-где повисшими на них большими зубчатыми

Как растянулась повилика по твоим развалинам… Но развалины шевелятся, из зеленого дерна подымаются обнаженные столпы, вытягиваются в стройный порядок, — чрез них свод отважно перегнулся, отряхая вечный прах свои, помост стелется игривым мозаиком, — на помосте толпятся живые люди, сильные звуки древнего языка сливаются с говором волн, — оратор в белой одежде с венцом на главе поднимает руки… И все исчезло: пышные здания клонятся к земле; столпы сгибаются, своды врываются в землю — повилика снова вьется по развалинам — все умолкло, — колокол призывает к молитве, храм отворен, слышны звуки мусикийского орудия — тысячи созвучных переливов волнуются под моими пальцами, мысль стремится за мыслию, они улетают одна за другою как сновидения… если бы схватить, остановить их? —

Промелькнула первая чайка… Прошел навстречу тупоносый и весь черный пароход, и я увидел на нем белые буквы: «Дельта»… А из мути на горизонте уже выделялась башня, преемница того знаменитого маяка, что был когда-то «символом света александрийской мудрости» и одним из чудес мира, ибо «вел к городу полубога, дошедшего от столпов Геркулеса до индийских деревьев, вершин которых не достигают стрелы», был посвящен «богам, спасающим плавающих», блистал зеркалом — «Талисманом Александрии, отражавшим землю, небо и все паруса Средиземного моря», и так возвышался, что «камень, брошенный с него на закате, падал в воду только в полночь…» Потом слабо обозначилась белая полоска города, бесчисленные палочки, — мачты порта, — и крестики — крылья ветряных мельниц, вправо же от

Давыдовой, издательницы этого журнала, у которой когда-то говеем своими людьми были и многие знаменитые писатели, — в числе их сам Гончаров, — и некоторые либеральные великие князья, и Крамской, и Рубинштейн, потом с ее зятем Туган-Барановским, входившим тогда в большую славу, с Маминым-Сибиряком, с Немировичем-Данченко, со столпом народничества Воронцовым, ведшим тогда ожесточенную борьбу со Струве, и с Туган-Барановским, которого Воронцов в своих статьях неизменно называл с самой язвительной вежливостью: «Господин Туган», с тощим и удивительно страстным Волынским, ярым врагом Михайловского, как раз в эту пору возвестившим нарождение в мире «новых мозговых линий», над которыми Михайловский всячески и жестоко издевался… Среди всех этих лиц, кажется, один неутомимо-

Пусть она непременно этот билет сожжет, а сама все-таки умрет с голоду… Так же невероятно и невозможно представляйте вы, господа романисты, и все другие человеческие отношения… Красота женщин должна изображаться особенно нелепо: грудь непременно должна быть роскошна до неприличия; сравнивайте ее с двумя огнедышащими горами, с геркулесовыми столпами, с египетскими пирамидами… Только такими невероятными преувеличениями вы можете заброшенному в безысходную тьму одиночества человеку дать приблизительное понятие о том, что другим доступно в настоящем безыскусственном виде действительной красоты… Без этих преувеличений ему нет возможности ощутить и пережить хоть что-либо подобное, нет возможности узнать ни красоты души, ни красоты форм… Грудь работящих женщин сохнет рано — и уж какие же

Нет не извозчик не трамвай Авто рычащий диким вепрем Под зеленью бульварных вай Громополете улиц терпим СЕДАМА мчит окорока Заградноблестким ресторанам Вези не час вези века Царица трепетных дурманов Электрзеркалоресторан Продажночеляди улыбкожабы Бубукцион различных стран Жирафы бегемоты крабы И еженочь сюда столам Мы сливки общества упорно Стремятся толпы муже дам Под танец похоти волторны Вознесся столп официант Белафрикон своей манишки Утонченапетитатлант Тошноты мутной и отрыжки При входе взгляд и возглас липкий Не посетитель общезал Корсетебутшампаноскрипки Я сердце музы заказал Нет мне не общий Тенибак И не селедку череп пуля О отрицательной сюжет Самоубийцохоля 1910 Москва Снимать корсет, порвать подтяжки, Пружиной резать старотик, Китами тикают по ляжкам.

Вот эта последовательность с указанием разбивки очерков и рассказов цикла на два тома в изданиях 1876 и 1880 годов и обозначением (арабские цифры в скобках) места очерков и рассказов в журнальной публикации: Том I (3) К читателю (1) В дороге (10) Охранители (5) Переписка (6) Столп (7) Кандидат в столпы (14) Превращение (13) Отец и сын Том II (4) Опять в дороге (2) По части женского вопроса Семейное счастье (11) Еще переписка (12) Кузина Машенька (16) Непочтительный Коронат (8) В дружеском кругу (19) В погоню за идеалами (9) Тяжелый год (21) Привет При жизни писателя «Благонамеренные речи» издавались отдельно три раза.

Когда начальников лошадки развезли, Тогда прямую мы войну произвели; Не стало между всех порядка никакого, И с тем не стало вдруг большого, ни меньшого, Смесилися мы все и стали все равны; Трещат на многих там и по́рты и штаны, Восходит пыль столпом, как облако виется, Визг, топот, шум и крик повсюду раздается; Я множество побой различных тамо зрел: Иной противника дубиною огрел, Другой поверг врага, запяв через колено, И держит над спиной взнесенное полено, Но вдруг повержен быв дубиной, сам лежит И победителя по-матерны пушит; Иные за виски друг друга лишь ухватят, Уже друг друга жмут, ерошат и клокатят.

Эрмий тем временем, бог килленийский, мужей умерщвленных Души из трупов бесчувственных вызвал; имея в руке свой Жезл золотой (по желанью его наводящий на бодрых Сон, отверзающий сном затворенные очи у сонных), 5 Им он махнул, и, столпясь, полетели за Эрмием тени С визгом; как мыши летучие, в недре глубокой пещеры, Цепью к стенам прилепленные, если одна, оторвавшись, Свалится наземь с утеса, визжат, в беспорядке порхая, — Так, завизжав, полетели за Эрмием тени; и вел их 10 Эрмий, в бедах покровитель, к пределам тумана и тленья; Мимо Левкада скалы и стремительных вод Океана, Мимо ворот Гелиосовых, мимо пределов, где

И где спит теперь он непробудным сном, Часто голоса их слышны вечерком… <1877> Когда ложится тень прозрачными клубами На нивы желтые, покрытые скирдами, На синие леса, на влажный злак лугов; Когда над озером белеет столп паров И в редком тростнике, медлительно качаясь, Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь, — Иду я под родной соломенный свой кров, Раскинутый в тени акаций и дубов; И там, в урочный час, с улыбкой уст приветных, В венце дрожащих звезд и маков темноцветных, С таинственных высот воздушною стезей Богиня мирная, являясь предо мной, Сияньем палевым главу мне обливает, И очи

Побоятся… Чистой дьявол… — Уни-ат, — прибавил он в раздумье, покачивая головой, как будто в этом малопонятном слове заключалась загадка странного могущества Островского… Ямщики один за другим в глубоком молчании выходили из избы… Вскоре, столпившись на той же площадке, они зажужжали и заспорили снова… Микеша угадал: ямская община, нравственно побежденная в лице патриарха, уже сдалась, станочники наметили старую лодку с оборванным парусом, оценивали ее и разверстывали по душам этот непредвиденный расход… Станок, очевидно, спешил избавиться от человека, который дошел до того, что уже не дорожит ничем и ничего не боится.

А того ж пан не знает, Как на свете бывает, — Что у гнезда и ворона ястреба побивает… Вот же, хлопче, будто и теперь я эту песню слышу и тех людей вижу: стоит казак с бандурой, пан сидит на ковре, голову свесил и плачет; дворня кругом столпилась, поталкивают один другого локтями; старый Богдан головой качает… А лес, как теперь, шумит, и тихо да сумно звенит бандура, а казак поет, как пани плачет над паном, над Иваном: Плачет пани, плачет, А над паном, над Иваном черный ворон крячет.

Господин помогает даме войти, садится рядом, покрывая ее колени пледом, она рассеянно благодарит его… Автомобиль несется по раскату шоссе вниз, взмывает на подъем, упираясь светлыми столпами в какой-то кустарник, и опять смахивает их в сторону, роняет в темноту нового спуска… В вышине, над очертаниями чуть видных гор, кажущихся исполинскими, мелькают в жидких облаках звезды, далеко впереди чуть белеет прибоем излучина залива, ветер мягко и сильно бьет в лицо… О, Темир-Аксак-Хан, говорила песня, не было в подлунной отважней, счастливей и славнее тебя, смуглоликий, огнеглазый —

Как летом пчел волнующийся рой, Слетайся, жужжит кругом улья, Как саранча, на нивы темной тучей Обрушившись, кипит необозримо: Так Орлеан бесчисленно народы Осыпали, в одно столпившись войско; От множества племен разноязычных Наполнен стан глухим, невнятным шумом; И всех своих землевластитель герцог Бургундский в строй с пришельцами поставил: Из Литтиха, из Генего, из Гента, Богатого и бархатом и шелком, Из мирного Брабанта, из Намура, Из городов Зеландии приморских, Блистающих опрятностью веселой, От пажитей голландских, от Утрехта, От северных Фризландии пределов Под знамена могущего Бургунда Сошлись полки разрушить

Тогда казалось мне, что все всегда так было и всегда так будет, и в голову не приходило, что бабушка моя скоро,-- прежде, чем мы переедем на другую квартиру,-- переселится в вечность, что я буду держать свечу на похоронах ее и что, когда ее поднимут в тяжелом гробу и понесут из залы, между дворовыми, столпившимися у дверей передней, поднимется такой вой и плач, что я побледнею и с ужасом убегу в пустую комнату моих теток, вместо того, чтоб участвовать в шествии за погребальной колесницей.

Улицы, извозчики, разъезженный снег, магазины, вывески, — все вывески, вывески… Архиерей, губернатор… гигант, красавец и зверь пристав Рашевский… Ещё Палицын: слава Орла, один из столпов его, один из тех зубров-чудаков, которыми искони славится Россия: стар, родовит, друг Аксакова, Лескова, живёт в чём-то вроде древнерусских палат, бревенчатые стены которых покрыты редкими древними иконами, ходит в каком-то широком кафтане, расшитом разноцветными сафьянами, стрижётся в скобку, туголик, узкоглаз, очень остёр умом, начитан, по слухам, удивительно… Что ещё я знаю об этом

Ибо сии же летописцы, следуя древнему обыкновению суеверия, рассказывают, что «нередко восходили тогда две и три луны, два и три солнца вместе; столпы огненные, ночью пылая на тверди, в своих быстрых движениях представляли битву воинств и красным цветом озаряли землю; от бурь и вихрей падали колокольни и башни; женщины и животные производили на свет множество уродов; рыбы во глубине вод и дичь в лесах исчезали или, употребляемые в пищу, не имели вкуса; алчные псы и волки, везде бегая станицами, пожирали людей и друг

Сжатый воздух дрожал от малейшего звука, и, словно великаны, со всех кровель обеих набережных подымались и неслись вверх по холодному небу столпы дыма, сплетаясь и расплетаясь в дороге, так что, казалось, новые здания вставали над старыми, новый город складывался в воздухе… Казалось наконец, что весь этот мир, со всеми жильцами его, сильными и слабыми, со всеми жилищами их, приютами нищих или раззолоченными палатами, в этот сумеречный час походит на фантастическую, волшебную грезу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится

Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные

С таким же немым, окаменелым ужасом, как бабушка, как новгородская Марфа, как те царицы и княгини, — уходит она прочь, глядя неподвижно на небо, и, не оглянувшись на столп огня и дыма, идет сильными шагами, неся выхваченного из пламени ребенка, ведя дряхлую мать и взглядом и ногой толкая вперед малодушного мужа, когда он, упав, грызя землю, смотрит назад и проклинает пламя… Она идет, твердо шагая загорелыми ногами, дальше, дальше, не зная, где остановится или упадет, потеряв силу.