Цитаты со словом «подарок»

Как вдруг, однажды, его собственный попугай, только что присланный ему в подарок отдаленным губернатором, крикнул во все горло: – Великий визирь – вор!

Я бросился искать неотложной помощи среди отвлекающих безделушек в пахнущей лавандой спальне своей возлюбленной: лиловый плюшевый медведь, занятный французский роман («Du côté de chez Swann»), который я купил ей в подарок, аккуратная стопка свежего белья в корзине, цветная фотокарточка двух девушек в изящной рамке, наклонно подписанная следующим образом: «Леди Крессида со своей милой Нелл, Кембридж, 1919»; первую я принял за Айрис в золотистом парике и розовом гриме, но, вглядевшись, распознал в ней Айвора в роли той весьма назойливой девицы, что егозит и резвится, к месту и не к месту, в неудачном

Свет был раньше небес, свет — ясного дня зачинатель, 120 Свет — природы лицо, свет — вождь в хороводе стихийном, Свет — сияние сфер, свет — грань для сумрака ночи, Свет — всех красок отец, свет — ясного солнца подарок, Свет — украшение звезд, свет — желтой луны полумесяц, Свет — зарница небес, свет — мира святое начало, 125 Свет — пыланье огня, свет — вестник великого срока, Свет — первозданье творца, свет — ключ целомудренной жизни, Свет — земледельцам привет, свет — страждущим ласковый отдых, Свет — половина времен, свет — мера течению суток, Свет поставил в начале вещей творимого мира 130 Славимый нами господь всеблагой, безупречный создатель.

Когда, после ужина, сонная пряха, как унылая парка, закивала головой и глаза ее начали слипаться, скрипучий голос сделался ленивым, болтовня о лошадином барышнике бессвязной, — Кассандра вынула украдкой из-под одежды подарок отца, мессера Луиджи, талисман, висевший на тонком шнурке, драгоценный камень, согретый телом ее, подняла его перед глазами так, чтобы пламя очага просвечивало, и стала смотреть на изображение Вакха: в темно-лиловом сиянии аметиста выступал перед нею, как видение, обнаженный юноша Вакх с тирсом в одной руке, с виноградной кистью в другой; скачущий барс хотел лизнуть эту кисть языком.

В прежние времена не было бы никакого сомнения, что дело это останется за купцом Михайлом Трофимовым Папушкиным, который до того был дружен с домом начальника губернии, что в некоторые дни губернаторша, не кончивши еще своего туалета, никого из дам не принимала, а Мишка Папушкин сидел у ней в это время в будуаре, потому что привез ей в подарок серебряный сервиз, – тот самый Мишка Трофимов, который еще лет десять назад был ничтожный дровяной торговец и которого мы видели в потертой чуйке, ехавшего в Москву с Калиновичем.

Скуйте ж язык свой; окончите торг поскорей, и когда вы 445 В путь изготовитесь, нужным запасом корабль нагрузивши, В доме царевом меня обо всем известите немедля; Золота, сколько мне под руки там попадется, возьму я; Будет при том от меня вам еще и особый подарок: Знать вы должны, что смотрю я за сыном царя малолетним; 450 Мальчик смышленый; со мною гулять из дворца он вседневно Ходит; я с ним на корабль ваш приду: за великую цену Этот товар продадите вы людям иного языка».

Сверх того, ожидались, но не появились еще трое мужчин: дядя Дан, опоздавший на утренний поезд из города; полковник Эрминин, вдовец, чья печень, сообщил он запиской, повела себя «как печенег»; и с ним его врач (и шахматный партнер), прославленный доктор Кролик, называвший себя придворным ювелиром Ады и действительно преподнесший ей в подарок – утром следующего дня – тройку исключительной огранки хризалид («Им цены нет», – морща лоб, хрипло вскрикнула Ада), каждой из которых предстояло в скором будущем породить взамен недавно открытой редкости – нимфалиды Кибо – огорчительного наездника-ихневмонида.

Знаешь, устала я… Так вот, с цирком было еще не покончено, но у ней уже хватило воли отказаться от сибирской поездки, и Стасик доверительно сообщил, что товарищи по арене сговариваются не то на прощальный обед ей, не то на подарок в складчину… Таня вводила брата во все свои денежные расчеты, в самые сокровенные планы, не упуская ни дат, ни сумм, ни сроков, ни даже второстепенных подробностей, однако расставляя их так, чтоб обеспечить себе его поддержку и, следовательно, дополнительную решимость на этот шаг.

Если светел мудрый астролог, Увидав безвестную комету; Если, новый отыскав цветок, Мальчик под собой не чует ног; Если выше счастья нет поэту, Чем придать нежданный блеск сонету; Если как подарок нам дана Мыслей неоткрытых глубина, Своего не знающая дна, Старше солнц и вечно молодая… Если смертный видит отсвет рая, Только неустанно открывая, – То Колумб светлее, чем жених На пороге радостей ночных, Чудо он духовным видит оком, Целый мир, неведомый пророкам, Что залег в пучинах голубых, Там, где запад сходится с востоком.

Действительно, в той стороне дома (мы жили на дворе), в окне, начала показываться чья-то стройненькая талия, чье-то розовенькое личико… Сначала личико как будто кокетничало, задергивало занавеску, потупляло застенчиво глаза в пяльцы, в которых, по-видимому, с незапамятных времен вышивалась известная пара туфлей в подарок дорогому другу; но, несмотря на эти уловки, мне удалось, однако ж, заметить, что уголок ревнивой занавески по́часту робко и как будто невзначай поднимался, и два зорких и быстрых глаза смотрели в окно к Брусину.

Затем гости стали рассматривать новые приобретения хозяина, рассуждать, удивляться газете «Эхо столичной пивоторговли», найденной на рынке и принесенной Ермиловым в подарок хозяину ради первого знакомства, — газете, заполнявшейся почти одним лицом, — редактором Ориным, писавшим хвалебные гимны тем гласным городской думы, которые внимательно и чутко относились к вопросам столичного пивного промысла, наполнявшим газету стишками о том, что, к сожалению, осенью меньше пьют пива, чем летом, и беллетристикой, где обязательно сюжет связывался с пивом, хотя бы лишь тем, что действие происходило в пивной, писавшим

Мать Варнавки, бедненькая просвирня, сегодня сказала мне в слезах, что лекарь с городничим, вероятно по злобе к ее сыну или в насмешку над ним, подарили ему оного утопленника, а он, Варнавка, по глупости своей этот подарок принял, сварил мертвеца в корчагах, в которых она доселе мирно золила свое белье, и отвар вылил под апортовую яблоньку, а кости, собрав, повез в губернский город, и что чрез сие она опасается, что ее драгоценного сына возьмут как убийцу с костями сего человека.

Да только клади в корзину побольше сена, чтоб нам не перекокать посуду… Эти молочные кадушки и бидоны кладите в большую бочку… Да только прежде из бочки вылейте к черту это лошадиное пойло… Или, погодите, я сам его вылью перед уходом… Сейчас я запрягу вашего мерина и махну в село… Привезу оттуда Анне-Лийсе свадебный подарок… Куплю-там в лавке кружева, чтоб обшить подол рубашки… Портной стал запрягать мерина, но тут Анна-Лийса стала его удерживать.

Кроме того, иногда в особенно предприимчивые бердслейские ночи, я обещал ей какое-нибудь удовольствие или подарок, если она потанцует для меня, и, хотя ее рутинные скачки с раскинутыми ногами не столько напоминали томные и вместе с тем угловатые движения парижских petits rats, сколько прыжки тех голоногих дивчин в коротеньких юбках и толстых свитерах, которые организованными воплями и гимнастическим беснованием поощряют студентов, играющих в американское регби, все же ритмика ее не совсем еще развившихся членов очень нравилась

Обстоятельства, при которых Чехов написал свою «Татьяну Репину», рассказал впоследствии его брат Михаил Павлович: «У него была своя библиотека из богослужебных книг, часть которой еще и доныне находится в его доме в Ялте <…> И вот, в один из дней, задумав сделать старику Суворину подарок, он достал с полки служебник, открыл чин венчания и, только „для собственного удовольствия“ и нисколько не предназначая свое произведение для критики и публики, написал одноактную пьесу — продолжение суворинской „Татьяны Репиной“.

Подходя к дверям батюшкиной комнаты, царевич шептал, крестясь: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его»; бессмысленно твердил урок навигации, не в силах запомнить варварских слов: круп-камеры, балк-вегерсы, гайген-блокены, анкар-штоки – и щупал на груди ладанку, подарок няни, с наговоренною травкою, вмятою в воск, и бумажкою, на которой написан был древний заговор – для умягчения сердца родительского: «На велик день я родился, тыном железным оградился и пошел я к своему родимому батюшке.

Но все богатство ее состояло в старой укладке, где хранился единственный подарок Егора — погребальный платок, купленный в монастырской лавке в Задонске, большой белый коленкоровый платок, весь усеянный черными черепами, сложенными крест-накрест черными костями и черными надписями: «Святый Боже, святый крепкий…» Грех продавать такую вещь, да и жалко, правду сказать: принес Егор свой подарок с искренним желанием порадовать мать, выпивши… Ну, да сам же виноват, думала она, — забыл мать, до крайности довел.

Один из его служителей, Федор Эварлаков, молодой человек, не глупый и тоже большой любитель чтения – он берет у меня всякие книги, даже латинские, – сказал мне однажды о кронпринце слова, которые я тогда же записала по-русски, в памятную книжку, подарок Лейбница, которую всегда ношу с собою: – Царевич имеет великое горячество к попам, и попы к нему, и почитает их, как Бога; а они его все святым называют, и в народе ж ими всегда блажим.

Поданный счет Адель все-таки попросила Машу подписать: — Знаете, деликатнее… Старуха не любит, чтобы ее благодарили, — вообще, чтобы подарок имел вид подарка… Подарки без оплаты, по ее взглядам, немножко оскорбляют тех, кто принимает; из-за подарков всегда потом начинаются неприятности, разлад… Предрассудок, конечно… А, впрочем, может быть, она и права… Во всяком случае, декорацию эту, будто вы должны, красивее сохранить… ведь и для вас удобнее… Мы все так делаем, и она очень довольна.

На небольшом круглом столике у окна были разложены подарки, полученные сегодня утром от родных: чудесное сафьяновое седло с малиновым вальтрапом — подарок отца и тут же деревянная кубышка с 300-ми червонцев от него же; золотые часы — подарок маленького Васи, приобретенный им на собственные карманные деньги и до слез растрогавший Надю; серебряная кружка от Клеопатры и, наконец, длинная массивная золотая цепь, родовая цепь их семьи, возложенная на шею именинницы руками ее матери. —

Баба-яга накормила-напоила девицу чем бог послал и спать уложила, а наутро, только свет начал брезжиться, разбудила ее, дала дорогой подарок – золотой молоточек да десять бриллиантовых гвоздиков – и наказывает: «Как придешь к синему морю, невеста Финиста ясна сокола выйдет на берег погулять, а ты возьми золотой молоточек в ручки и поколачивай бриллиантовые гвоздики; станет она их покупать у тебя, ты, красная девица, ничего не бери, только проси посмотреть Финиста ясна сокола.

Доподлинно передать слова, в которых было составлено послание, мы не можем, но содержание его нам известно: в письме говорилось, что подарок, продуманный и очень дорогой, представляет собою огромную, необычайно красивую куклу – к сожалению и к общему удивлению, в изрядной степени голую; но что еще удивительней, правая нога ее закреплена на растяжках, левая рука забинтована, а приданое вместо обычных платьиц с оборочками состоит из коробки, заполненной гипсовыми повязками и какими-то резиновыми штучками.

Первым сгинул рояль – спотыкливые носильщики айсбергов выволокли его и свезли в подарок школе, в которой училась Бел и которую я имел причины задабривать: я человек не очень пугливый, но уж если пугаюсь, то до смерти, а при второй нашей беседе со школьной наставницей мои попытки изобразить разгневанного Чарльза Доджсона не провалились полностью лишь благодаря сенсационному известию о моей скорой женитьбе на безупречной светской даме, вдове самого благочестивого из наших философов.

На следующий день рано утром пришел из дворца камерьере узнать, доволен ли главный герцогский строитель отведенным ему помещением, не терпит ли недостатка в городе, переполненном таким множеством иностранцев, и передал ему с приветствием герцога подарок, состоявший, по гостеприимному обычаю тех времен, из хозяйственных припасов — куля с мукой, бочонка с вином, бараньей туши, восьми пар каплунов и кур, двух больших факелов, трех пачек восковых свечей и двух ящиков конфетти.

Тогда были они особенно характерны для его «влечения к словам»: Мысли с рыданьями ветра сплетаются, Поезд гремит, перегнать их старается, Так вот в ушах и долбит и стучит это: Титата, тотата, татата, титата… Из страны, где солнца свет Льется с неба, жгуч и ярок, Я привез себе в подарок Пару звонких кастаньет… Склоняясь ниц, овеян ночи синью, Доверчиво ищу губами я Сосцы твои, натертые полынью, О мать-земля!

Еще хуже, что он не мог обойтись без прощаний: в обед он заблаговременно попрощался с Никитой, своим однодеревенцем, которому изложил свое завещание и поклонился в ноги, а потом с Каролиной и Гуго, очень удивленными его внезапным визитом, во время которого он успел выложить перед Гуго подарок — безопасную бритву, пожать его руку, погладить Фрица, посмотреть на Каролину и быстро уйти, вогнав их в слезы, но никому ничего не объяснив.

Без всякого промедления времени найдена была в городе самая большая щука, заплачено за нее без ряды, и поднесена воеводе, который с превеликим восторгом принял ее своими руками и сказал магистрату: — Вот подарок, которым вы меня крайне одолжили, и я вам чистосердечно должен признаться, что я такой до них охотник, что все то, что вам ни угодно, делать буду и вы от меня ни в чем отказу не получите.

Теперь надлежало найти подходящую обстановку и закончить «Подарок» с удобствами, превосходящими те, в которых писалась его первая часть; а сразу за тем или взапуски с его последней главой мне предстояло просмотреть и, без сомнения, значительно переделать английский перевод моего «Красного цилиндра», приготовляемый в Лондоне неведомой дамой (которая весьма знаменательно предлагала, – пока ее не окоротил разгневанный рев, – «для удобства здравомыслящего английского читателя смягчить или вовсе выпустить несколько мест, не

На луке седла — шёлковая, ярко-красная, как свежая кровь, нагаечка, которую на днях привезла из Белой Церкви пани Палииха и подарила её пану гетману с самою любезною, но и с самою лукавою улыбкою, как подарок работы самой пани полковниковой и как эмблему того, что пану гетману не мешало бы этою нагаечкою «выпендзиць» из Левобережной Украины всех молодых польских пахолят, которые, как мухи, облепили двор пана гетмана.

Ставший после смерти Щекутина хранителем блатных традиций Василий Васильевич Панама Толстый передавал за точное происшествие, будто Векшин, напоив в перворазрядном кабаке одну такую сыскную знаменитость и сделав ей замысловатый подарок, что-то вроде кофейника с музыкой, послал спать со словами — дескать, я могу бросить на тебя, в глазах капиталистов, нежелательную тень, любезный, как на службиста, потому что хотя я и линялый теперь, но по-прежнему красного оттенка!