Цитаты со словом «остаток»

Признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые полуразметанные крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой на мелко истоптанной, пепеловидной земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда же пройдет,

Образования у него не было никакого… (Надо сказать, — как бы в скобках прибавила Анна Федоровна, — вот что: одевался он в сюртук; это надо знать, чтобы не думать, что Верочка могла пойти за лапотника; кроме того, у него был дом и лошадь, остаток прежнего величия…) Образования у него не было; но было больше того, что дает самая обширная начитанность, — натура, не желавшая ничего, кроме жертвы собой… Прошлого у него не было никакого: он точно родился без родителей; ничего в прошлом, какое он пережил, глядя на разгром семьи, у него путного не было; было одно такое, от чего хотелось убежать; он весь смотрел вперед,

Он дурак, он совсем глупый… он глупей свиньи, — быстро проговорил Давыдка и еще быстрее, не смотря, продолжал: — Ваше высокоблагородие, пошлите сына узнать, чи правду я говорю… Он в лавку занес остаток, а взял подкладки… Ваше высокоблагородие, вы человек справедливый… Вас царь отличает перед всеми… Ицка бедный жидок… ваши праздники и наши праздники… Вам все господь дал… На столе у вас много будет… (Давыдка вспомнил окорок, и в его голове пронеслась брезгливая мысль: «хай тебе с твоим столом»)… Кругом вас ваша жена, дети ваши будут… У Ицки куска мацы не будет без

Царь Тисса отдал гору Михинтале святым соратникам Махинды, «кроткой Братии Желтого облачения», стекавшейся к Махинде со всего острова: он построил на горе Михинтале и в окрестностях Анарадхапуры множество обителей для них, для их пребывания там в дождливое время года; он выделил лучший участок в столице для посадки ветви со священного дерева Бо, под которым Будда познал Истину, он посвятил весь остаток своей жизни на мысли и дела благочестия, на то, чтобы сделать Анарадхапуру как бы престольным городом самого Будды, и на всяческое украшение, достойное ее славы и святости.

На следующее утро, 23 апреля, в субботу на Страстной неделе, когда пришел нотариус, мэтр Гильом, Леонардо сообщил ему свою последнюю волю: четыреста флоринов, отданные на сохранение камерлингу церкви Санта-Мариа Нуова в городе Флоренции, завещал братьям, с которыми вел тяжбу, – в знак совершенного примирения; ученику Франческо Мельци – книги, научные приборы, машины, рукописи и остаток жалованья, который должен был получить из королевской казны; слуге Баттисте Вилланису – домашнюю утварь в замке Дю Клу и половину виноградника за стенами города Милана, у Верчельских Ворот, а другую половину – ученику Андреа Салаино.

Ты только представь себе эту сцену: крохотный, гравием посыпанный садик с синим кувшином из Тысячи и Одной Ночи и одиноким кипарисом; разтрескавшаяся терраса, где, бывало, любил подремать с плэдом на коленях ее отец, когда ушел в отставку со своего новгородского губернаторства, чтобы провести остаток вечеров в Ницце: бледнозеленое небо; в сгущающихся сумерках чуть веет ванилью; цикады издают свою металлическую трель на две октавы выше среднего до; и Анна Владимировна, у которой складки кожи на щеках свисают и трясутся, осыпающая меня оскорблениями по-матерински, но совершенно незаслуженно.

Мало того, его можно сравнить только с громким, ободрительным голосом доктора, смелой поступью идущего от постели больного, после того как во всем доме в течение уже многих дней не слышалось другого звука, кроме сдержанного тревожного шепота, других шагов, кроме робких, осторожных, нерешительных, как будто окружающие больного боятся спугнуть последний остаток жизни, еще тлеющий в нем, подобно тому, как мы с тобой боимся спугнуть дичь и крадемся к ней издалека с замирающим сердцем, на что, впрочем, у нас никогда недостает ни терпенья, ни уменья.

Бой ужасный, грудь на грудь, Тут начался; и, наконец, спасаясь, Вкруг скинии, во внутренней ограде Столпились мы, отчаянный, последний Израиля остаток… Тут увидел Я несказанное: под святотатной Рукою скиния открылась, стало Нам видимо невиданное оку Дотоль – ковчег завета… В этот миг Храм запылал, и в скинию пожар Ворвался… Мы, весь гибнущий Израиль, И с нами нас губящий враг в единый Слилися крик, одни завыв от горя, А те заликовав от торжества Победы… Вся гора слилася в пламя, И посреди его, как

Вообразите сцену: крошечный, посыпанный гравием садик с голубым кувшином из «Тысяча и одной ночи» и одиноким кипарисом; ветхая терраса, где некогда полеживал отец старой дамы с пледом на коленях, оставивший пост новгородского губернатора, с тем чтобы провести остаток дней в Ницце; бледно-зеленое небо; аромат ванили в сгущающихся сумерках; сверчки, издающие металлические трели, настроенные на «до» третьей октавы; колышущиеся складки на щеках Анны Владимировны в тот момент, как она бросает мне материнское, но совсем не заслуженное оскорбление.

Теперь уже не существуют эти деревянные фестоны, служившие когда-то лучшим наружным украшением церкви; обливаемые дождем в продолжение пятидесяти лет, съедаемые червоточиной и плесенью, они истребились совершенно; в одном только месте, с восточной стороны церкви, там, где алтарь и где теснятся могилы, осталась еще одна – серая тесина с треснувшим и полуосыпавшимся узором; но и этот последний остаток висит уже на одном гвозде в день ого дня грозит упасть на ближнюю могильную плиту и рассыпаться в прах.

Грустно делается мне, когда я вижу мать молодой девушки, честную и добрую, но которая продала уже последний жалкий остаток имущества и с ужасом думает, что дней впереди много, а ни продать, ни заложить уже нечего; подходит зима, а у дочки ни шубы, ни теплого салопишка, у самой платье чуть держится на плечах, и хозяин то и дело грубит и грозится выгнать с квартиры<…> <са>поги продай, то, другое<…> Из второго отделения снова раздался болезненный стон. —

Совершенно достаточно… Quelques sous, s'il vous plait… И так всю жизнь… И умирать не желаю с тех пор, как ты… со мной… А ты не плачь… Я тебя в приют не отдам… Княгиня останется с носом… Ох, как болит грудь… Ах, как жарко… Пить, пить… Антошка не отходил весь остаток ночи от графа, и когда в окно заглянул серенький свет петербургского утра, «граф» увидал Антошку, спавшего на полу у его кровати.

И так ей дорого достался этот клад Славянских доблестей… И, варварства остаток, Над нею тяготит татарский отпечаток: Невежеством, как тьмой, кругом обложена, Рассвета пышного напрасно ждет она, И бедные рабы в надежде доли новой По-прежнему влачат тяжелые оковы… Вам мало этого, хотите больше вы: Чтоб снова у ворот ликующей Москвы Явился белый царь, и грозный, и правдивый, Могучий властелин, отец чадолюбивый… А безглагольные любимцы перед ним, Опричники, неслись по улицам пустым…

Вы теперь удивляетесь, вы готовы собственными слезами искупить мои, но погодите минуту – вы будете гнушаться мною; вы с негодованием оттолкнете ту, которую осыпали вашею благосклонностию… О, я знаю слово, страшное слово, которое оттолкнет вас от меня, сделает вас врагом моим из благодетельницы, вырвет с корнем малейший остаток привязанности ко мне… О, я хорошо знаю такое слово… и я назову его… это слово – позор, позор… – Что с тобою, дочь моя? –

София звала к себе и братьев; но Мануил предпочел двор Магомета II, уехал в Царьград и там, осыпанный благодеяниями Султана, провел остаток жизни в изобилии: Андрей же, совокупившись браком с одною распутною Гречанкою, два раза (в 1480 и 1490 году) приезжал в Москву и выдал дочь свою, Марию, за Князя Василия Михайловича Верейского; однако ж возвратился в Рим (где лежат кости его подле отцевских в храме Св.

Димитрий искал милости в Султане, отдал ему дочь в Сераль и получил от него в удел город Эн во Фракии; но Фома, гнушаясь неверными, с женою, с детьми, с знатнейшими Греками ушел из Корфу в Рим, где Папа, Пий II, и Кардиналы, уважая в нем остаток древнейших Государей Христианских и в благодарность за сокровище, им привезенное: за главу Апостола Андрея (с того времени хранимую в церкви Св.

Оказалось, однако, что название «богадельни» составляет единственный остаток филантропических попыток московского правительства: дома при церквах построены, и — так с тех пор подновляются и строятся, нося то же имя, но исполняют они должность или сторожки, или в них помещается причетник, кой-где — церковноприходская школа… Тем не менее, «свои нищие» во многих местах попрежнему занимают в общем строе деревни определенное место… — Мы все-таки поберегаем их, не оставляем, — говорил мне

Но он, конечно, не мог вообразить ни степени, ни стремительности запустения и засорения, одичания и испошления, и вообще всеместного разложения и подмены русского языка в Советском Союзе даже и в его времена, не говоря уже о наших, не то он может быть отложил бы все прочие занятия и остаток жизни посвятил бы переводам своих английских сочинений на родной язык, одним из немногих совладельцев которого он оставался.

Но даже если бы, представив себе человека совершенно исключенного от всех влияний, рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и не вызванный никакой причиной, мы бы допустили бесконечно малый остаток необходимости равным нулю, мы бы и тогда не пришли к понятию о полной свободе человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний внешнего мира, находящееся вне времени и не зависящее от причин, уже не есть человек.

Торжествующий немецкий Gelehrter, сжалясь над невежеством почтенного сибиряка, объяснил ему с благосклонною учтивостью, что нынешняя Барабинская Степь, в которой живут буряты и тунгузы, есть, по всей вероятности, только остаток славной, богатой, просвещенной предпотопной империи, называвшейся Барабиею, где люди ездили на мамонтах и мастодонтах, кушали котлеты из аноплотерионов, сосиски из антракотерионов, жаркое из лофиодонтов, с солеными бананами вместо огурцов, и жили по пятисот лет и более.

Следующий лист – чистый; далее – на 3 листах остаток копии, большая часть которой, как сказано, переложена в рукописи № 17 и наборную (№ 103) и, наконец, – на 6 листах – вновь сплошной автограф, в котором на одной из оборотных страниц написан зачеркнутый вариант разговора Облонского (Алабина) с Анной, первоначально связанный с текстом рукописи № 13, а на другой – отрывок, не связанный с текстом «Анны Карениной», повидимому из какого-то письма.

Федюшка еще более напряг остаток сил, он сам даже не понял, как он это сделал, но зато он понял, что если он сейчас не приложит последнее решающее усилие своей обмороженной воли, чтобы выжить, чтобы освободиться от парализовавшего его балахона Смерти, чтобы перестать падать в бездну, откуда уже не будет возврата, — то все это кончится тем, что он сейчас в самом деле умрет, погасит Смерть его

Троицкой дороге, взойдите на Мытищинский водовод — вправе представится глазам вашим синеющийся лес; там, где прозрачная река Яуза одним изгибом своим прикасается к роще и отражает в тихих волнах и древние сенистые дубы и бедные хижины, рассыпанные по берегам ее, — там некогда погибла несчастная Мария; там сооружена была над гробом ее часовня во имя богоматери, там наконец и Услад кончил печальный остаток своей жизни.

В связи с этим Добролюбов подчеркнул, что Голядкин-младший — лишь психологическая проекция тех робких и нерешительных мечтаний об «интриганстве», которые рождаются в голове героя под влиянием успеха окружающих его реальных интриганов: «…отчасти практическая робость, отчасти остаток где-то в далеких складках скрытого нравственного чувства препятствуют ему принять все придуманные им пронырства и гадости на себя, — писал Добролюбов, — и его фантазия создает ему „двойника“».

И вот, налгавшись вдоволь, напотевшись за чаем и из страха наказания за свои плутни, этот лиса-человек кончал тем, что под конец жизни прятал свои деньжонки, скопленные обманом и криводушием, в сундук и, чтобы спокойно дожить остаток дней, должен был притворяться нищим, уверять всех и каждого, что у него за душой нет копейки, а в доказательство справедливости этих слов — питался одной только редькой.

Сей Монарх, приближаясь ко гробу, без сомнения желал бы провести остаток своих дней в тишине, тем более что спокойствие его любезной дочери зависело от согласия между ее родителем и супругом; но Иоанн знал свою обязанность: еще сидел на троне, следственно, должен был мыслить только о благоденствии отечества; не измерял веком своим века России, смотрел далее гроба и хотел жить в ее величии.

Не знаю, как он провел у себя остаток ночи, но, по-видимому, его в этом позднем уединении посетил тот находчивый гений, который часто слетал к Каткову и его Boleslas'y, – гений, научавший этих людей всегда делать из мухи слона посредством придания всякой житейской случайности значения политического события, причем обыкновенно всякий малозначащий факт произвольно обобщался с целою вереницею других, насильно привлекаемых случайностей.

Он писал, что, как ни тяжело для него было то, что он перенес и что предстоит ему, он рад тому, что ему пришлось пострадать за отчизну, что он не отчаивается в том святом деле, за которое он отдал часть своей жизни, и готов отдать остаток ее, и что, если бы завтра явилась новая возможность, он поступил бы так же.

Мы прошагали остаток пути и вошли в гостиницу весьма чинно и степенно; тут было еще светло и царила суматоха из-за множества запоздавших путников; мы отдавали распоряжения быстро и с надлежащей суровостью, каковой невозможно было не подчиниться, и скоро уже сидели за боковым столиком у самого камина и уплетали при свечах такой ужин, о котором я мечтал долгие дни.

Если б хоть раз поговорил он с женою, хоть раз обошелся с нею ласково, Дуня, подавив в себе остаток девичьего чувства, привела бы ему еще другое доказательство их связи: авось-либо перестал бы он тогда упрекать ее, пожалел бы ее; авось помягче стало бы тогда его сердце, которое не столько было злобно, сколько пусто и испорчено.