Цитаты со словом «мочь»

Хутор на Моче.

Узрев толь сильную посольску полну мочь, Какую при письме казала царска дочь, А паче на нее воззрение Плутона, Богиня адска трона Велела ей скорей пресечь Пристойную на случай речь; И, по письму вручив горшочек ей приватно, Ее, без дальних слов, отправила обратно.

Извозчик, чувствуя что-то небывалое, также пришел в возбужденное состояние и также принялся «лупить» свою клячку что было мочи.

И сокруши немощь смертная дщерь плоти царя единую, юже любовно держах царь паче имени и царствия своего; и воззва царь сильный силою и мощный мочию: «Егда обрящется муж велемудрый, ведущ во травех и зелиях, иже исцелит дщерь плоти его единую от немощи смертныя, ему же царством воздастся целым, нераздельным, и короною державною, и всеми сокровищи и скарбь насущными; ему же в царе, сильном в людях

Бабушка любила меня из всей мочи, и нежности ее не было границ.

О недоразумении расскажу при свидании, писать же о нем длинно, нет мочи.)

Если в Феодосии будет врач Хаджи, то обратитесь к нему, он знает, что делать с мочой.

Вместе с ним приходят запахи мочи и пота, мешаясь с химической вонью вихрящегося воздуха.

Ночью с ней сделался жар, он мочил ее красный полушалок и прикладывал к голове.

Приятели – портной Матюшка и товарищ его Севка – не успели еще продраться сквозь толпу, составлявшую ограду площади, как первый закричал что есть мочи: – Эй, Севка!

Тошно, скучно мнѣ, мочи моей нѣтъ.

Ко всему этому, он не совсем здоров: у него расходился геморой и он слегка претерпевает неправильное отделение мочи.

Кричат оба что ни есть мочи.

Фабер сидел на полу палатки, в воздухе смешались резкие запахи пота, мочи и керосина; его голову обрамляла шапка густых черных волос, а лицо было бледным как мел.

Глядел, глядел Герасим наш на все это, да опять стал присматриваться на золото, что огнем ясным блестело: горы золотые с горами серебряными перемешиваются; перстни, серьги, подвески, ожерелья, запястья, зарукавья, поднизи — да все яхонт, алмаз, изумруд, бирюза; не стало мочи терпеть больше нашему Герасиму, подошел он к приятелю своему, попутчику, который, видно, сюда домой пришел и епанчу свою и шапку снял да наземь кинул, а ходил в красной жилетке, да, простите меня, в плисовых штанах с золотым лампасом, — подошел да и говорит ему потихоньку: — Что ж, дядюшка, наделите меня, грешного, да отпустите… — Ты ешь пирог с грибами да держи язык

А там, под круглой лампой, там Уже замолкла сегидилья, И злость, и ревность, что не к Вам Идет влюбленный Эскамильо, Не Вы возьметесь за тесьму, Чтобы убавить свет ненужный, И не блеснет уж ряд жемчужный Зубов – несчастному тому… О, не глядеть, молчать – нет мочи, Сказать – не надо и нельзя… И Вы уже (звездой средь ночи), Скользящей поступью скользя, Идете – в поступи истома, И песня Ваших нежных плеч Уже до ужаса знакома, И сердцу суждено беречь, Как память об иной отчизне, — Ваш образ, дорогой навек… А там: Уйдем, уйдем от жизни, Уйдем от этой грустной жизни!

И сокруши немощь смертная дщерь плоти царя единую, юже любовно держах царь паче имени и царствия своего; и воззва царь сильный силою и мощный мочию: «Егда обрящется муж велемудрый, ведущ во травех и зелиях, иже исцелит дщерь плоти его единую от немощи смертныя, ему же царством воздастся целым, нераздельным, и короною державною, и всеми сокровищи и скарбь насущными; ему же в царе, сильном в людях своих и карающем враги своя ратию присно-победною, раб обрящется покорный, раболепный и с сокровищи и земли и люди своя

Теперь чуть теплится светлая точка в господском доме, да в волостном правлении догорает огарок… Писарь с помощником, во всю мочь выспавшиеся после обеда, сидели на сырых ступенях крыльца, вспыхивая папиросами… Кто может представить себе подавляющую силу этой «мертвой» тиши, этой «мертвой» тьмы, за которыми должен следовать «мертвый» сон, тот поймет, что мысли человеческой, имевшей к тому же полное удовольствие вовсе не действовать в течение целого дня, в такие мертвые минуты нет никакой возможности воображать что-нибудь кроме представления смертного часа.

Тени были коротки и душны, и пыль, поднявшаяся и остановившаяся в знойном воздухе, казалось, еще больше накаляла его… Толпы теснились у колодцев, тянулись руками к ковшам, жадно хватались за них, расплескивали воду, наливали ее в чайники, в бутылки, пили, мочили головы, умывались, бросали грязные, темные монеты в колодцы, молились на иконы, поставленные около них, истово крестясь и впиваясь в них неподвижным взором… Много скорбных молений возносилось тут к небу… Опять какие-то странные звуки стали доноситься издали.

Не расслышав хорошенько, Рассердился царь маленько И, вспылив на дурака, Дал в загривок тумака… Вдруг он делом спохватился, Как надлежит извинился; И с царевичем они Уж осталися одни… Тут Роман потупил очи И заплакал что есть мочи, Слезы вытер рукавом И речь начал так потом: «В наше малое поместье Донеслося, царь, известье Из огромного твово, Что дивней нет ничего Среди всех пределов света, Как царевна Ясносвета, Дочь названая твоя, Ей в мужья гожусь ли я?

Где лягушки фонтанов, расквакавшись И разбрызгавшись, больше не спят – И, однажды проснувшись, расплакавшись, Во всю мочь своих глоток и раковин Город, любящий сильным поддакивать, Земноводной водою кропят, – Древность легкая, летняя, наглая, С жадным взглядом и плоской ступней, Словно мост ненарушенный Ангела В плоскоступьи над желтой водой, – Голубой, онелепленный, пепельный, В барабанном наросте домов, Город, ласточкой купола лепленный Из проулков и из сквозняков, – Превратили в убийства питомник Вы – коричневой крови наемники – Италийские чернорубашечники – Мертвых цезарей злые щенки…

Может быть, артист наш, раз отдавшись снова Музам, позабыл бы, как любовь сурово Обошлась с ним, то есть: позабыл бы эту Ветреную фею; к будущему лету Сочинил бы кучу гимнов и сонетов, Был бы снова счастлив счастием поэтов, Сел бы на соломку, чтоб во славу ночи На своей скрипице пилить что есть мочи; Но, к его несчастью, вдруг распространилась Весть, что будто что-то с бабочкой случилось: Говорили, будто бабочка бежала, Бабочка погибла, бабочка пропала.

На пути встречает цепи гор, Встречает много рек, и напоследок встретил Ту самую страну, куда издавна метил: Любимый уголок Фортуны, то есть двор; Не дожидаяся ни зову, ни наряду, Пристал к нему и по обряду Всех жителей его он начал посещать: Там стрелкою стоит, не смея и дышать, Здесь такает из всей он мочи, Тут шепчет на ушко; короче: дни и ночи Наш витязь сам не свой; Но все то было втуне! «

Саговского матросы прозвали — от него же подхватив слова — Циррус Стратович Главпогода, — Циррус сказал заботливо: — Ты не стесняйся, вставь два пальца в рот — и пойди ляжь полежать, глаза закрой и качайся… Вот придем на землю, я всем знакомым буду советовать — гамак повесить, залечь туда на неделю и чтобы тебя качали что есть мочи семь дней под-ряд, а ты там и пей, и ешь, и все от бога положенное совершай!

Он вспомнил, как в детстве во время грозы он с непокрытой головой выбегал в сад, а за ним гнались две беловолосые девочки с голубыми глазами, и их мочил дождь; они хохотали от восторга, но когда раздавался сильный удар грома, девочки доверчиво прижимались к мальчику, он крестился и спешил читать: «Свят, свят, свят…» О, куда вы ушли, в каком вы море утонули, зачатки прекрасной чистой жизни?

В моем уединеньи скучном, Замкнувшись в тесный кабинет, Не чужд я мысли о насущном, Забот и будничных сует… Устал я… разшышлять нет мочи, - Не сплю… погас огарок мой… В окно глядит и лезет в очи Сырая мгла плаксивой ночи… Осенней вьюги слышен вой… И вот разнузданной мечтой Я мчусь в Париж, туда, где свято Впервые я любил когда-то И был блажен — в последний раз!

С удвоенною осторожностью направил рыбак свой трезубец, или, правильнее сказать, семизубец, долго наводил и метил и, наконец, ударил изо всех сил, проворно приподнялся на ноги, придавил что есть мочи острогу и оттолкнул от себя… Вода точно закипела под нами, лодка зашаталась от толчка и волнения, и я очень испугался, хотя глубина была не больше двух аршин и хотя тогда я боялся воды менее, чем впоследствии.

Придет ли когда-нибудь в русскую глухую деревню такой человек, который решился бы отдать ей свои знания, стать, несмотря на эти знания, в общие условия бедности крестьянской жизни, решился бы не «благодетельствовать», а существовать только на те средства, которые, без принуждений волостного начальства, а по силе по мочи, дадут ему «за его труд» сами крестьяне, и только те крестьяне, которым он помог, пособил, научил?

Теперь, когда от славы и чести Державы Российской остались только «пупки», пишут иначе: "Солнце, как лужа кобыльей мочи…" А в другой раз мне попалось под руку первое издание Баратынского, и я, словно нарочно, развернул книжку на стихах: Что ж, пусть минувшее исчезло сном летучим, Еще прекрасен ты, заглохший Элизей, И обаянием могучим Исполнен для души моей… А перед отъездом был я в знаменитой церкви.

Небо ярко-синее, облака мчатся, как лебеди, солнце палит, точно летом, снег – цвета халвы ореховой, со всех семи холмов московских бегут-бегут веселые, говорливые ручьи; с ледяных сосулек на карнизах звонко каплет талая капель, будто многоцветные бриллианты падают, воробьи кричат так, что нет мочи; блинами по всему городу пахнет, воздушные шары гроздьями качаются на нитках, все блестит, сверкает, сияет, весной с юга тянет!