Цитаты со словом «ворожей»

Чтобы разуверить Ренату в гадании ворожеи, попытался я тогда изобразить ей все, что случилось, в смешном зеркале и начал вспоминать всевозможные случаи, о каких только слышал, как предсказания не сбылись или были обращаемы против авгуров: например, о гадателе, который предрек миланскому герцогу Джангалеаццо Висконти скорую смерть,

Рената отнеслась к моим воспоминаниям как к полной действительности, совершенно не согласилась со мною, что это только призрак, и почла, что председатель ночного пира подтвердил слова Геердтской ворожеи.

На шум вбежал к нам сын ворожеи, ударом кулака сшиб свою мать с ног, а нас начал осыпать непристойной бранью.

В семь лет я поднял весеннюю высоту воды в нашей поганой Вороже на четыре с половиной фута.

И, многовластный, числю, как встарь, Ворожу и гадаю вновь, Как с жизнью страстной я, мудрый царь, Сочетаю Тебя, Любовь?

Мария Однако если б — если б не солгали Ворожеи?

По окончании грозы откупщик, приметя странное движение жены своей, думает, что ее давит домовой, хочет наутро посылать по ворожею, которая бы выгнала вон из его дома сего домового черта.

Не только из ближних мест, по словам говорившей, собираются ежедневно десятки людей, но приходят узнать свою судьбу многие из дальних сел и городов, даже из Падерборна и Вестфалии, так как слава о Геердтской ворожее разошлась по всем немецким землям.

Гулкие комнаты дряхлый дом Давно тишиной ворожит, А нитки седые крестом Я растянул под окном — мой скит.

Они верят твердо, окончательно и бесповоротно не только в римско-католическую церковь и ее священнослужителей, но также и в своих дохристианских идолов и идолиц, переряженных в святых господних; верят в чародеев и оборотней, в колдуний и ворожей; словом, во все, что кому по нраву; верят во вздох, и в чох, и в птичий грай… У них такое множество суеверий, что я не смог бы их все перечесть; они верят в дурной глаз и в патентованные лекарственные средства, а также в то, что их образ жизни таким и останется на веки вечные.

Нежная чувственность – таково именно было бы впечатление от его стихов, если бы все они соответствовали его поэтике, о которой он мечтал: О белокуром стихе, где текучие расплываются чувства, будто косы Офелии под водою; о молчаливом стихе, без ритма, без основы, где, как весло, скользит бесшумно рифма; о стихе, что как истлевшие ткани, как звук, как облако, неосязаем; о стихе, что ворожит в осенний вечер, как печальные слова женского обряда; о стихе вечеров любовных, опьяненных вербеной, где блаженная душа еле чувствует ласку.

Старый штурман, обыкновенно не очень-то благоволивший к флотским и особенно к тем, кому, по его выражению, «бабушка ворожит», напротив, видимо, благоволил к Ашанину и за то, что он не лодырь, и за то, что не рассчитывает на протекцию дядюшки-адмирала, и за то, что Володя недурно (что было уже большим комплиментом со стороны педанта-штурмана) берет высоты солнца и делает вычисления, и за то, наконец, что в нем не было и тени того снисходительно барского отношения к штурманам,

Так и живет городишко в сонном безмолвии, в мирной неизвестности без ввоза и вывоза, без добывающей и обрабатывающей промышленности, без памятников знаменитым согражданам, со своими шестнадцатью церквами на пять тысяч населения, с дощатыми тротуарами, со свиньями, коровами и курами на улице, с неизбежным пыльным бульваром на берегу извилистой несудоходной и безрыбной речонки Ворожи, — живет зимою заваленный снежными сугробами, летом утопающий в грязи, весь окруженный болотистым, корявым и низкорослым лесом.

Чтобы разуверить Ренату в гадании ворожеи, попытался я тогда изобразить ей все, что случилось, в смешном зеркале и начал вспоминать всевозможные случаи, о каких только слышал, как предсказания не сбылись или были обращаемы против авгуров: например, о гадателе, который предрек миланскому герцогу Джангалеаццо Висконти скорую смерть, а себе долгую жизнь, но был немедленно умерщвлен герцогом; о человеке, которому провидец объяснил, что он умрет от белой лошади,

И когда идет человек, то плывут к нему сны, — точно и не прерывал речи, продолжает бахчарь, — и посреди них — набольшая — тянет к нему длинные горячие руки, и давит голову, и тихонько смеется, и прыгает, и целует… — это и есть та самая, Полудница… Красными очами ворожит она человеку, и падает он лицом в жаркий песок, и засыпает… И такому никогда не проснуться!

К этим четырем, вошедшим в «Пол ное собрание сочинений Пушкина», прибавим пятую, не вошедшую в него, и уже приведенную нами в № 7 «Современника» прошедшего года: 81 Там, где древний Кочерговский Под Ролленом опочил, Дней новей ших Тредьяковскнй Колдовал и ворожил : Дурень, к солнцу став спиною, Под холодный «Вестник» свой Пры скал мертвою водою, Пры скал ижицу живой в2.

Существенное не в том, как кто ворожит и каких духов призывает, а в том, допускают ли они, или нет какой-то заграничный мир, которого никто не видал, мир — действующий без тела, рассуждающий без мозга, чувствующий без нерв и имеющий влияние на нас не только после нашего перехода в эфирное состояние, но и при теперешнем податном состоянии?

Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную.

Помешанная на гаданьях и волшебстве, дева была вне себя, услышав, что Ганне привела к ней ту самую ворожею, которая за год тому назад обещала ей суженого, богатого, знатного, пригожего, только что не с крылышками, и теперь, отправляясь за тридевять земель, мимоходом принесла ей вести, по приказанию благодетельной волшебницы, об ее суженом оберсте.

Вся жизнь — изгнание… Мелькают фонари… Устал от грохота, от призраков, от свиста; Не видно месяца, не будет и зари, — И Смерть курносая торчит за машиниста… Колода старых карт, знакомая до муки: По ним я ворожил в плену больных минут; Держали часто их твои родные руки, — Давно ты умерла, они еще живут.

Правда, и в других городах водятся разные прорицатели, но нигде характер их деятельности не принимает таких, до странности широких размеров, как в Москве… Не говоря уже о таких знаменитостях, как покойный Иван Яковлевич, угощавший своих посетителей изюмом, выпачканным в самой отвратительной грязи… многие мелкие ворожеи выделывают самые непостижимые вещи.

Это — колдуны, кудесники, знахари, ведуны, ворожеи, ведьмы; и их почитают и боятся за то, что они находятся в неразрывном договоре с темной силой, знают слово, сущность вещей, понимают, как обратить эти вещи на вред или на пользу, и потому отделены от простых людей недоступной чертой.

Его вдохновение не силится подняться над словом, а наоборот, с упоением в нем утопает: он ворожит, бормочет, приговаривает, заговаривает и все дальше уходит от того, что можно бы назвать поэтическим чудом, от двух-трех волшебно светящихся строк, к которым нечего прибавить, в которых нечего объяснять.

Между собой жили мирно, потому что поодиночке совсем пропали бы среди людского равнодушия; жили как бы в заговоре против людей благополучных и достаточных, даже не пылая завистью, а только теплясь нехорошим чувством ко всякому, кому ворожила бабушка и кто мог не думать о завтрашнем дне.

Пока архангел в безразличье сонном С судом верховным явно не спешит И, безучастный к всенародным стонам, Тебе в твоих злодействах ворожит, Пусть вгонит в гроб тебя слеза отцова, А стон дочерний в крышку гвоздь вобьет, Пусть наше горе саваном свинцовым Тебя к червям навеки упечет.

Множество из них, кроме тех, разумеется, которым бабушка ворожила при их рождении и кого дражайшие родители снабдили «на помин души» достаточным родовым или благоприобретенным, — множество из них, говорю я, — подверглось или подвергается участи если не столь трагикомической, как моя, то в таком же роде.

Рыковой Ведя ряды солдат, блудниц веселых круг, Ведя священников и ворожей с собою, Смелее Гектора, героя древней Трои, Гильом Жюлье, архидиакон, вдруг Пришел защитником страны, что под ударом Склонилась, — в час, когда колокола Звонили и тоска их медная текла Над Брюгге старым.

Красуяся венцом в тумане, На облаке луна лежит, Но ни тебя она не манит, Ни больше мне она не ворожит… Прошли веселые отжинки, На стражу встал к воротам сноп, И тихо падают снежинки Тебе в виски, а мне на хмурый лоб.

И ясно, как день его души, почему в этот торжественный для себя день Бальмонт захотел весь мир залить щедрыми песнями, в которых ворожит и колдует его родина — та дикая и таинственная страна, на языке которой он поет.

Притихший, я разматывал устало клубок раздумий, тягот и унынья, когда в окно, распахнутое настежь, из летней ночи, жаркой, как пустыня, донесся стон дремотного напева — и, ворожа плакучей кантилене, разбили струны в сумрачные трели мелодию родных моих селений. …