Цитаты со словом «танец»

Нет не извозчик не трамвай Авто рычащий диким вепрем Под зеленью бульварных вай Громополете улиц терпим СЕДАМА мчит окорока Заградноблестким ресторанам Вези не час вези века Царица трепетных дурманов Электрзеркалоресторан Продажночеляди улыбкожабы Бубукцион различных стран Жирафы бегемоты крабы И еженочь сюда столам Мы сливки общества упорно Стремятся толпы муже дам Под танец похоти волторны Вознесся столп официант Белафрикон своей манишки Утонченапетитатлант Тошноты мутной и отрыжки При входе взгляд и возглас липкий Не посетитель общезал Корсетебутшампаноскрипки Я сердце музы заказал Нет мне не общий Тенибак И не селедку череп пуля О отрицательной сюжет Самоубийцохоля 1910 Москва Снимать корсет, порвать подтяжки, Пружиной резать старотик, Китами тикают по ляжкам.

Но для нас уютно и красиво Было там, — мы жили там вдвоем, Жили просто, ласково, счастливо, Хоть в отчизне ширился разгром… Пусть года промчались, но доныне Помним мы так ясно, как вчера, Как часы стучали на камине, Как текли в беседах вечера, Как огонь в камине, вечно весел, Исполнял свой танец боевой, Как в объятьях мастодонтов-кресел Так уютно было нам с тобой, Как колонны мрамор глянцевитый Золотило солнце по утрам, Как отец — насмешник сановитый — Заходил побалагурить к нам, Как кипел кофейник на спиртовке, Как вдвоем… да нужно ль говорить?

Ропот водяных струй, обливающих корпус яхты стремительными прикосновениями; топот ног вверху; заглушенный возглас, долетающий как бы из другого мира; дребезжание дверной ручки; ленивый скрип мачт, гул ветра, плеск паруса; танец висячего календаря на стене — весь ритм корабельного дня, мгновения тишины, полной сурового напряжения, неверный уют океана, воскрешающий фантазии, подвиги и ужасы, радости и катастрофы морских летописей, — наплыв впечатлений этих держал Гнора минут пять в состоянии торжественного оцепенения; он хотел встать, выйти на палубу, но тотчас забыл об этом, следя игру брызг, стекавших по иллюминатору мутной жижей.

Два танца фурий, за которыми следуют одинаковые (второй более развитый) хоры: «Quel est l’audacieux»; затем — три различных песни Орфея (опять итальянское происхождение фиоритур первой песни — «A l’excés de mes malheurs»), завершающиеся одинаковыми, постепенно стихающими хорами, за которыми следует заключительный длинный танец фурий, служащий переходом ко второй картине, где все — и вновь написанное, и бывшее уже в итальянской партитуре, и даже хор, взятый из старой оперы, — так сливаются в одно целое, что не думаешь об историческом происхождении этой серебристой, туманной и блаженной музыки.

Она в вас влюблена… А там – NN уж ищет взором страстным Его, его – с волнением в крови… В ее лице, девически-прекрасном, Бессмысленный восторг живой любви… И льнет к нему… в его лице – румянец… Ресницы опустив, летит она, Не ведая, что это – смерти танец, Им, скрипками и вальсом пленена… Он шепчет ей незначащие речи, Пленительные для живых слова, И смотрит он, как розовеют плечи, Как на плечо склонилась голова… И острый яд привычно-светской злости С нездешней злостью расточает он… — Как он умен!

А в публичных домах Марракеша юные проститутки Свиного рынка — с чайным подносом на голове — Демонстрировали танец живота и, голые, хохоча, Кидались ко всем на колени, Выпрашивая сигареты… Здесь я увидела то, Что меня испугало больше всего: Гробницу святого… По виду не слишком священную, Под каменной аркой, рядом с другими, Открытую всем ветрам из розово-дымной пустыни… Мрамор ее, изъеденный временем, однако еще украшенный сплошь Резною вязью пророчеств, давно пожелтел, Как зубы домашних животных, истлевших в земле.

Я вспомнила стены сарая С флажками, воткнутыми в щель, Где свечи роняли, сгорая, На платья и шали капель, И старую скрипку с гобоем, И платье моей визави, И танец однажды с ковбоем, Убившим Сэнди Мак-Джи, Разъезд наш и месяц низкий, Уснувший на дальнем холме, Гранитных вершин обелиски Под снежным покровом во тьме, И скачку вдвоем меж холмами, И ваши слова у крыльца… Ах, Джо, ведь тогда между нами Не встало богатство отца!

Если Джулия или Юния между прочим замечали, что не знакомы с Ш., художественным критиком (шурином покойного Шарля Шамара), хотя и Джулия и Юния, как значилось в ее анналах, встречались с ним у нее на вечеринке, она могла очень разозлиться и, презрительно растягивая слова, изобличала ошибку, потом, изгибаясь, словно танцевала танец живота, добавляла: «Тогда вы, наверное, забыли и птифуры от „Отца Игоря“ (какой-то особый магазин), которые вам так понравились».

В первой главе этот танец легко доносится из окна какой-то петербургской квартиры – глухие 70-е годы; во второй главе танец гремит на балу, смешиваясь со звоном офицерских шпор, подобный пене шампанского fin de siècle'a знаменитой veuve Cliquot; еще более глухие – цыганские, апухтинские годы; наконец, в третьей главе мазурка разгулялась: она звенит в снежной вьюге, проносящейся над ночной Варшавой, над занесенными снегом польскими клеверными полями.

Ибо там, в синеве хрустящей без червей и следов лошадиных, где над яйцами страуса стелется вечность и колышется танец дождинок, в синеве изначальной, где ночь не боится рассвета, где походкой сомнамбул верблюды туманов бегут от нагого кочевника-ветра, там, где сладко траве над тугими телами стелиться, где рядится в кораллы чернильная скорбь вековая и под связками раковин меркнут усопшие лица, — разверзается танец, из мертвого пепла вставая.

К льдяному Северу протянулся Юг, румяные ленты рассвета и заката перекинулись в нем от Востока и до Запада, на плоских равнинах выросли горы, вечные, снежные, глубокие, обрывистые; между серыми лицами возникли светлые; бронзовые лица стали красотой; суша обнялась с текучею влагой; зашумело кругземное Море; мысли Коперника коснулась Земного Шара; блеснули рыцарские мечи; заиграла музыка; тонко затрепетал воздушный польский танец; развернулась улыбчивость вежливой мазурки; заиграла музыка, музыка флейт.

И вот почему я называю невинным танец, который, несмотря на все пиитические описания, не может возбуждать в нас никаких дурных помыслов, потому что право обнимать гибкий стан девушки и держать в руке своей ее руку принадлежит не исключительно одному, но всем, то есть каждому, кто танцует, и по этой самой причине не говорит ничего нашему воображению, не ведет нас ни к чему и, следовательно, не значит ничего.

Ниже всех стоял на полу толстый и сильный, как барс, человек; на его плечах, растопырив ноги, находился другой; на голове этого другого стоял третий; на вытянутых руках этого третьего, едва касаясь руками его ладоней, ногами кверху, как бы повис четвертый, а на пятках четвертого плясал какой-то странный танец, весь состоящий из плавных телодвижений, хорошенький и подвижный, как обезьянка, мальчик лет двенадцати, с беспечным, веселым лицом. —

Минут десять длилось молчание, но вот глаза его встретились с мутными глазами писаря, и в этих глазах прочел он всё: красные занавесочки, раздирательный танец, «Аркадию», профиль Бланш… — При всеобщей повинной военности… — забормотал Филенков, — когда даже… профессоров в солдаты берут… когда всех уравняли… и даже свобода гласности… Поручик хотел распечь его, послать к Демьянову, но махнул рукой и сказал тихо: — А ну тебя к чёрту!

И когда Париж огромный Весь оденется в туман, В мутный вечер, на диван Лягу я в мансарде темной, И напомнят мне оне И волны морской извивы, И дрожащий луч на дне, И узлистый ствол оливы, Вечер в комнате простой, Силуэт седой колдуньи, И красавицы плясуньи Стан и гибкий и живой, Танец быстрый, голос звонкий, Грациозный и простой, С этой южной, с этой тонкой Стрекозиной красотой.

Все были очарованы важностью и достоинством, с которыми они выполняли все сложные фигуры танца, изысканной грацией их медлительных жестов и величавых поклонов, и когда они, окончив танец, сняли свои огромные шляпы с плюмажами, склоняясь перед Инфантой, она чрезвычайно любезно ответила на их низкий поклон и мысленно дала себе обет поставить большую восковую свечу перед алтарем Пресвятой Девы Дель Пилар в благодарность за доставленное ей удовольствие.

В конце концов он своего добился: проклятые струны замолчали, за что буфетчик увеличил длинный и печальный счет на 150 рублей… Потом Колесакин танцевал на столе, покрытом посудой, грациозный танец неизвестного наименования, а когда в соседнем кабинете возмутились и попросили вести себя тише, то Колесакин отомстил за свою поруганную честь тем, что, схвативши маленький барабан, прорвал его кожу и нахлобучил на голову поборника тишины.

Стихи свои Свечник читает нам вслух… Порою же мыши становятся в круг, Привычною лапкой за лапку берутся, Под музыку ночи по комнате вьются, — И, точно колдуя, танцуют оне, Легко и воздушно, как будто во сне… И длится их танец, как тихое чудо, И мыши всё пляшут и пляшут, покуда Зарей не окрасятся неба края, — А видят их пляску — лишь месяц да я.

В самой же Смирне, в теперешних ее развалинах, ютятся совы, но здесь, по преданию, родился и писал Гомер, — и здесь же до сих пор, — ныне в развалинах, на мостовых, построенных римлянами, по которым шли римские когорты, — пляшут под арфы левантийские танцовщицы, пляшут танец живота, застрявший из веков, и мажут себя перед танцем из веков же застрявшей амброй.

Тут были и пастух с пастушком, и целое стадо белоснежных барашков, и весело прыгавшая вокруг них собака, были два почтальона с письмами да кроме того четыре пары красиво одетых мальчиков и девочек, танцевавших русский танец; был Пахтер Фельдкюммель с Орлеанскою девой, которые, впрочем, не особенно нравились Маше; всех же более любила она маленького краснощекого ребенка в колыбельке.

В книге есть несколько прелестных штрихов: запах апельсинов и крепко заваренного чая, сопровождающий Валерию; эффектный танец с шалью; итальянские соловьи, роза, украсившая головку героини, «моя душа, изнемогавшая от страсти», — и вдруг точная деталь: «светлячки на самшитовой изгороди» или этот сфинкс (бабочка-бражник), выступающий на стволе кипариса посреди старого кладбища, которое заросло цветущими сливовыми деревьями.

Может, это доставляло мне более безумных радостей, чем обыкновенная половая любовь… Однажды вечером жажда грубых зрелищ увлекла нас в театр, где мы увидели танцовщицу, которая с преувеличенным кривляньем передразнивала танец живота, с некоторого времени привившийся в Европе, и религиозный смысл которого был немедленно извращен, получив значение какой-то непристойности, значение символа половой разнузданности.

О, если бы хотя глоток вина Из глубины заветного подвала, Где сладость южных стран сохранена — Веселье, танец, песня, звон кимвала; О, если б кубок чистой Иппокрены, Искрящийся, наполненный до края, О, если б эти чистые уста В оправе алой пены Испить, уйти, от счастья замирая, Туда, к тебе, где тишь и темнота.

Я выбегаю на сцену, чтобы плясать андалузский танец с пощелкиванием кастаньет, огневую, полную бурного веселья и удали пляску цыган… Кончила танец и веду с прежней беспечностью мою роль, в то время как сердце то замирает, то бьется так, что мне становится душно и холодный пот выступает у меня на лбу.

Чем-то не человеческим отзывалось все их окружающее: люди с странными лицами, словно в масках, служили новоприезжим: вдруг вдалеке послышались гармонические звуки и с приближением превратились в какой-то нескладный, но живой танец и вот все фигуры — на обоях, на картинах, из бронзы — начали прыгать, плясать, а чудные служители — передразнивать их движения.

Когда окончился первый танец, Петер стал со своей дамой впереди, против Короля Танцев, и если последний подпрыгивал вверх на три фута, то Петер взлетал на четыре, если тот делал удивительные и утонченные па, то Петер так выворачивал и семенил ногами, что зрители чуть не выходили из себя от восхищения и изумления.

Герой наш вертелся в кружке своем и машинально, отчасти улыбаясь, что-то бормотал про себя, что, «дескать, отчего ж и нет и что, дескать, полька, сколько ему по крайней мере кажется, танец новый и весьма интересный, созданный для утешения дам… но что если так дело пошло, то он, пожалуй, готов согласиться».

По неприметному знаку определенно дионисийской природы все они ударялись в буйную пляску, названную в разудалой афишке kurva, или ribbon boule («круговая», стало быть, или «танец с лентами»), и от истошных их воплей Вин (ощущавший покалыванье в облегченных чреслах и розово-красную банкноту князя N. в кармане) едва не выпал из кресла.

Иль оттого, что характерный танец оказался уж слишком характерным, иль оттого, что он Устинью Федоровну, по словам ее, как-то «опозорил и опростоволосил, а ей к тому же сам Ярослав Ильич знаком, и если б захотела она, то давно бы сама была обер-офицерской женой», — только Зимовейкину пришлось уплывать восвояси.

Там, в чайном домике, мужчину встретят прекрасные женщины, они поклонятся ему так, как требует этого большое искусство, они проведут с ним чайную церемонию, они будут с ним весело, беззаботно, остроумно и умно беседовать, — они споют ему старинную песенку, протанцуют тихий и прекрасный танец, они сыграют ему на сямисэне и кото.