Цитаты со словом «прерия»

Привет всем странам земным, каждой за ее свойства; Привет странам сосны и дуба; Привет странам лимона, инжира; Привет странам золота; Привет странам маиса, пшеницы, привет виноградным странам; Привет странам сахара, риса; Привет странам хлопка и странам картофеля белого, сладкого; Привет горам, равнинам, пескам, лесам, прериям; Привет берегам плодородных рек, плоскогорьям, ущельям; Привет бесконечным пастбищам, привет земле изобильной садов, льна, конопли, меда; Привет и другим, суровым странам, Таким же богатым, как страны золота, плодов и пшеницы, Странам копей и крепких и грубых руд, Странам угля, меди, олова, цинка, свинца, Странам железа — странам выделки топора!

Плодородные долины Техаса, обширный бассейн Миссисипи — от ее ледяных северных истоков до знойных берегов Мексиканского залива, от лесистых хребтов Аллеганской цепи до голых вершин Скалистых гор; край саванн и лесов, сожженных зноем пустынь и покрытых свежей травой прерий, край, орошаемый тысячью рек и населенный тысячами воинственных племен, перешел под скипетр версальского султана; и все это свершилось по воле человека, чей слабый голос не был бы услышан и в полумиле».

Блестящий взор, чья глубь, я чувствовал, бездонна, Сказал мне: — Знаешь ли, я был во время оно Высокой, горизонт заполнившей горой; Затем, преодолев сей пленной жизни строй, По лестнице существ пройдя еще ступень, я Священным дубом стал; в час жертвоприношенья Я шумы странные струил в немую синь; Потом родился львом, мечтал среди пустынь, И ночи сумрачной я слал свой рев из прерий; Теперь — я человек; я — Данте Алигьери.

Это певец вольной Америки, безбрежной могучей страны прерий и людных городов, омываемой двумя океанами, страны развития и будущего; это певец Личности, не связанной никакими путами, личности, которая неудержимо ищет себя, и, когда сама себя находит, светится светом божественно-ярким; это певец Тела во всех его хотеньях и жаждах, во всей его роскоши, в страсти родниковой, водопадно-блестящей и брызжущей, в страсти говорящей свободным языком, как говорят гении, звери,

Это была все та же старая история, все та же косность и лень старателя Запада, глубоко чуждая образу мыслей и привычкам северянина, все та же тупая покорность перед дикими капризами природы, без всякой попытки вступить с ними в борьбу, которая других закаляла и приводила к успеху; все та же философия, заставлявшая принимать ураганы и пожары в прериях и сносить их всегда одинаково безучастно и безропотно.

Что между двумя Церквами, прошлой и будущей — той, из которой вышли они или в которой все еще остаются, и той, к которой идут, — зияет для человеческой воли и мысли непереступимая бездна — прерыв; что будущая Единая Вселенская Церковь возможна по религиозному опыту Иоахима Флорского, пророка «Вечного Евангелия», не в христианстве, а в том, что за христианством — не во Втором Завете Сына, а в Третьем Завете Духа?

Или, ещё лучше, уйдёт к индейцам, будет охотиться с ними на буйволов, блуждать по тропе войны, средь высоких гор и бездорожных прерий Дальнего Запада, и когда-нибудь вернётся домой великим индейским вождём и в сонное летнее утро, ощетинившись перьями, размалёванный, страшный, ввалится прямо в воскресную школу с диким воинственным кличем, от которого кровь стынет в жилах.

Сила наша в том или слабость, но мы еще верим во всемирно-исторический прерыв, в тот внезапный переворот, апокалипсис «нового неба и новой земли», который некогда и европейской общественности грезился; но там давно уже перестали верить в него, и теперь постепенность, медленность, непрерывность развития для них не только внешний закон бытия, но и внутренний закон духа.

Потому что, на какой бы точке карты, кроме как на любой — нашей родины, мы бы ни стояли, мы на этой точке — и будь она целыми прериями — непрочны: нога непрочна, земля непрочна… Потому что малейшая искра — и на нас гнев обрушится, гнев, который всегда в запасе у народа, законный гнев обиды с неизменно и вопиюще неправедными разрядами.

Он говорил им о биваках, о фермах, утопающих в цветах душистых прерий, о том, как можно там, тихой ночью, носиться на таком коне, за которого сам Аполлон отдал бы своих бессмертных коней; он дал эпическую картину жизни скота и холмов, которых еще не коснулась рука человека, девственной природы, которую не изуродовал еще этот царь земли.

Мы живем в божественной или «небожественной комедии», они живут в трагедии; рай для нас будет, для них был; грехопадения для нас не было, для них было; мы знаем, что все хорошо кончится, этого они не знают; мы движемся вперед – «прогрессируем» – по прямой и непрерывной линии; они – по ломаной и прерванной: прерыв и есть «Атлантида».

Ранние американцы — и высокопросвещенные, как Бенджамин Франклин, и едва читавшие по складам, как пионеры, в разваливающейся повозке пробивавшиеся через прерию и на ночь клавшие рядом с собой заряженное ружье, — воспринимали свою новую родину страной справедливости и демократии, какой она мыслилась «мелким буржуа и крестьянам, бежавшим от европейского феодализма с целью учредить чисто буржуазное общество».

Хоть, правда, по временам мы все же делали это вместе то там, то сям – на ранчито каких-то знакомых, после приема гостей; в белом «Салуне», который она учила меня водить; в летящем по прериям спальном вагоне; и в грустном, грустном Ардисе, где я провела с нею одну ночь перед отъездом в Куинстон.

Через час-другой, миновавши несколько одиноких поселков, или «ранч», дилижанс уже выезжал в громадную прерию Канзасской территории, в которой в те времена еще кочевали краснокожие индейцы, занимая разными своими племенами громадное пространство между Канзасом и Скалистыми горами Калифорнии, пока не были уничтожены частью пионерами, частью войсками и пока не погибли от водки.

Некогда представители светского общества боролись с церковною реакцией во имя обновления христианства; теперь обе стороны, объединившись в признании желательности этого обновления, разделились на два новые лагеря по вопросу о том, где оно совершится — внутри или вне православия, будет ли мистический прерыв, пройдет ли меч рассекающий между обеими церквами, старой и новой?

Летосчисление доколумбовой Америки установить почти невозможно, по двум причинам: позднему времени, скудности и плохой расшифровке письменных памятников, а также потому, что между двумя историческими слоями – новым и древним, Майя-Ацтекским и Нагуа-Тольтекским в Мексике, Инковским и Тиагуанским в Перу – зияет прерыв, глубины, для нас неисследимой (W. Lehmann, Altmexikanische Kunstgeschichte, p.

Путешествовать значило для меня мчаться по прериям, умирать от желтой лихорадки, выкапывать древние клады, спасать прекрасных индианок от кровожадных акул, убивать бумерангами людоедов и тигров, и вдруг вместо этого меня ведут от бумажки к бумажке и заставляют, как в классе, зубрить какие-то десятки названий!

Рядом с Ревелсом мчался матерый бизон, Гулко землю топча, словно прерий владыка, Грозно гривой косматой он тряс, разъярен, Пропылен и продымлен, и, жаром гоним, Он ревел, будто бешеный, злобно и дико, И торчащие в космах кривые рога Устремлял, словно копья, вперед на врага.

Над вершинами деревьев я возношу мою песню к тебе, Над волнами, встающими и падающими, над мириадами полей и широкими прериями, Над городами, густо набитыми людом, над кишащими людом дорогами, верфями Я шлю тебе эту веселую песню, радуйся, радуйся, о смерть!

Я взращу, словно рощи густые, союзы друзей и товарищей вдоль твоих рек, Америка, на прибрежьях Великих озер и среди прерий твоих, Я создам города, каких никому не разъять, так крепко они обнимут друг друга, Сплоченные любовью товарищей, Дерзновенной любовью товарищей.

По весьма правдоподобной догадке того же биографа это решение впервые приняло определенную форму в 1848 году, когда Уитмен, совершив путешествие в Новый Орлеан и обратно, побывал в семнадцати штатах и проехал — по озерам, рекам, прериям — свыше четырех тысяч миль. «

Отсюда мы без длительных остановок добрались на каноэ к волоку Прерий у реки Ассинибойн и встретились там с Ва-ме-гон-э-бью, Вау-бе-бе-наис-сой и другими членами нашей семьи, с которыми были так долго разлучены.

Еще в детстве я мечтал побывать и у индейцев в прериях, и на Диком Западе, и в Нью-Йорке, и в Нью-Орлеане, и на берегах Юкона… Но сейчас ехать в САСШ я решительным образом не хочу.

По вечерам они, сидя на скамеечке, пели под звуки струнных инструментов куплет, ставший на время почти народным: Цветок душистый прерий, Твой смех нежней свирели, Твои глаза, как небо, голубые… Посидев таким образом, они отправлялись в кинематограф.

Не помочь также изгнаннику, старику, 610 Умирающему в мотеле с громким вентилятором, Вертящимся в знойной ночи прерий, Пока снаружи брызги разноцветного света Доходят до его постели, как темные руки прошлого, Дарящие самоцветы, и быстро приближается смерть.

У реки Ассинибойн, примерно в двух-трех днях пути вверх по течению от волока Прерий, есть место, носящее название Ке-нью-кау-неше-вай-боант (Где они сбрасывают серого орла); индейцы часто там останавливаются.

Всю землю тебе приношу, как клубок, обмотанный рельсами и пароходными тропами, избороздившими каждое море, Наш вертящийся шар приношу… Ты, загорелый мальчишка из прерий, И до тебя приходило в наш лагерь много желанных даров.

Потому что, на какой бы точке карты, кроме как на любой – нашей родины, мы бы ни стояли, мы на этой точке – и будь она целыми прериями – непрочны: нога непрочна, земля непрочна.

Морские ветры с востока и запада, Дующие с Восточного моря и с Западного, покуда не встретятся в прериях, Этими ветрами и дыханием песни моей, Их благовонием я наполню могилу любимого.

Мрачным лес ему казался, Мрачным - свод небес над лесом, Воздух - душным и горячим, Полным дыма, полным гари, Как в пожар лесов и прерий: Словно уголь, разгоралось Гневом сердце Гайаваты.