Цитаты со словом «полоска»

Но вот на крайнем восточном горизонте появилась тоненькая багрово-красная полоска света, предвещавшая скорое появление солнца.

Все в доме было печально: и заплаканная, похудевшая, с блестящими глазами, мать, и серьезный воспитатель, и притихшая, уже далеко не столь властная, как прежде, старуха-нянька, и разговоры вполголоса, и эта кукольная девочка с восковым личиком, лиловатым виском, неживыми локонами и полуприкрытыми ресницами, из-под которых еще тусклее, чем вчера, блестела полоска стеклянных глаз… А потом, в солнечный морозный день с метелью, приехали на трех розвальнях попы, нанесли в дом холоду, запаха снега и ладана и стали с грустными причитаниями и пением ходить вокруг лежащей на столе куклы, кланяться ей и дымить на нее из кадила… И с какой изысканной деликатностью, с какой кокетливой печалью заливался в этот день высокий горловой тенор

И всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая икра, сардины, кильки, копченые рыбы всякие – и семга красная, и лососинка розовая, и белорыбица, и королевские жирные селедки в узеньких разноцветных «лодочках», посыпанные лучком зеленым, с пучком петрушечьей зелени во рту; и сиг аршинный, сливочно-розоватый, с коричневыми полосками, с отблесками жирка, и хрящи разварные головизны, мягкие, будто кисель янтарный, и всякое заливное, с лимончиками-морковками, в золотистом ледку застывшее; и груда горячих пунцовых раков, и кулебяки, скоромные и постные, – сегодня день постный, пятница, – и всякий, для аппетиту, маринадец; и румяные расстегайчики с вязигой, и слоеные пирожки горячие, и свежие паровые огурчики, и шинкованная капуста, сине-красная, и почки

Носик у ней с пережабинкой, светло-рогового цвета; голова, шея и зоб сизо-розовые; около темных прекрасных глаз лежит ободочек, довольно широкий, из не заросшей перышками кожицы светло-малинового цвета; на обеих сторонах шеи, на палец от глаз, есть продолговатое, очень красивое, кофейное пятно, пересекаемое белыми полосками, или, лучше сказать, три темно-кофейные пятнышка, обведенные белою каемочкой; по крыльям от плеч лежат темные продолговатые пятна, отороченные коричневым ободочком; длинные перья в крыльях светло-кофейные, такого же цвета и хвост, довольно длинный; два верхние хвостовые пера без каемок, а все нижние оканчиваются белою полосою в палец шириной; по спине видны небольшие, неясные пестринки; хлупь чисто белая и ножки

Но ближе к Красному морю, возникая из неведомых истоков, чуть не на семь тысяч верст протянулась причудливая река, любящая уклончивые излучины и вдоль по-змеиному теченью своему, вправо и влево, отвоевавшая у пустыни узкую полоску земли, Вырастает Нильская долина, длинная Нильская долина, ширины незначительной, так что стоит взойти на Либийскую горную цепь – и видишь пред собою, так четко, необозримое пространство песчаной смерти, водный путь жизнетворческого Нила, и узкую полоску земли по берегам его, ту узкую полоску, питаемую влагой и обогащаемую илом разлива, без которой не возник бы в этом мертвом молчании человеческий голос, прозвучавший на Нильских берегах с особым вековым красноречием.

Но как раз тогда, когда эра такого оледенения приближается, водоворот ценных бумаг становится все более и более неистовым; он пенится, разрастается, поднимается все выше и выше, подходит к самому дому, который еще недавно стоял на суше, и вот сначала одна полоска бумаги, тоненькая и длинная, ударяется в двери, затем к ним подступают волны бумаг, они нарастают, бьются о порог, и вдруг — двери уступают, ворвавшиеся волны затопляют дома, сады, рынки, поместья, смывают с лица земли все, большое и малое, расщепляют, вырывают с корнем и уносят бог весть куда все, над чем человек трудился, все, что человек любил, и не оставляют ничего, кроме

Уже тогда, в 1915 году, были попытки усовершенствовать иллюзию внесением красок и звуков: морские волны, окрашенные в нездоровый синий цвет, бежали и разбивались об ультрамариновую скалу, в которой я со странным чувством узнавал Rocher de la Vierge, Биарриц, прибой моего международного детства, и пока как белье полоскалось это море в синьке, специальная машина занималась звукоподражанием, издавая шипенье, которое почему-то никогда не могло остановиться одновременно с морской картиной, а всегда продолжалось еще две-три секунды, когда уже мигала следующая: бодренькие похороны под дождем в Париже, или хилые оборванные военнопленные с подчеркнуто нарядными нашими молодцами, захватившими их.

Первое, что видишь, если смотреть вдаль над рекой, — это тёмная полоса: лес на другой стороне реки, а больше сначала ничего не разберёшь; потом светлеет край неба, а там светлая полоска расплывается всё шире и шире, и река, если смотреть вдаль, уже не чёрная, а серая; видишь, как далеко-далеко плывут по ней небольшие чёрные пятна — это шаланды и всякие другие суда, и длинные чёрные полосы — это плоты; иногда слышится скрип вёсел в уключинах или неясный говор, — когда так тихо, звук доносится издалека; мало-помалу становится видна

По его словам, он долго уговаривал её и наконец убедил, и она чуть с ума не сошла от счастья, когда, пробравшись ощупью к тому месту, своими глазами увидела голубую полоску дневного света; он рассказал, как он протиснулся через отверстие и помог Бекки; как они сели на землю и заплакали от радости, как мимо проезжали какие-то люди на лодке, и Том окликнул их и сказал им: «Мы только что из пещеры, и нам до смерти хочется есть»; как эти люди сперва не поверили, потому что, — говорили они, — этого никак не

Была белая ночь, светло как днём, но краски все полиняли, выцвели; осталось только два цвета – белый да чёрный, как на рисунке углём: белая вода, белое небо, пустое – одна лишь последняя, прозрачная, с востока на запад тянувшаяся гряда перламутровых тучек; и чёрная полоска земли, как будто раздавленная, расплющенная между двумя белизнами – воды и воздуха; чёрная тоня, избушка на курьих ножках; чёрные тростники на отмелях, а дальше – всё плоско-плоско, бело-бело, не отличить воды от воздуха.

Те не снятся ушедшие грозы вам, Все бы в небе вам плавать да нежиться, Только под вечер в облаке розовом Будто девичье сердце забрезжится… Но не дружны вы с песнями звонкими, Разойдусь я, так вы затуманитесь, Безнадежно, полосками тонкими, Расплываясь, друг к другу всё тянетесь… Улетели и песни пугливые, В сердце радость сменилась раскаяньем, А вы всё надо мною, ревнивые, Будто плачете дымчатым таяньем… Как ни гулок, ни живуч – Ям – – б, утомлен и он, затих Средь мерцаний золотых, Уступив иным созвучьям.

Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада (деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав всё, что они между собой говорили; как

Я пойду переодеваться… И одним движением руки он сдернул с головы парик… И тоненькая полоска собственных волос слилась с остальной головой, — она выглядела так невинно, будто во всем происшедшем была совершенно ни при чем… Скромный автор будет вполне удовлетворен, если рассказанная им история произведет на актеров должное впечатление: если, прочтя ее, они перестанут опаздывать в театр, надевать парики задом наперед и вообще начнут вести добродетельную жизнь, неся высоко святое знамя искусства, то автор большего бы

Их тонкие белые шейные косынки, юбки из грубого сукна в синюю и красную полоску, белые нитяные, туго натянутые чулки с вышитыми цветной ниткой стрелками, квадратные башмаки из желтой кожи с черными подошвами и в особенности их головные уборы — род расшитого мишурного рога, увешанного лентами и кружевами, которые еще и ныне носят крестьянки Шампани, соревнуясь в этом с гренадерами русской императорской лейб-гвардии, — свидетельствовали об их принадлежности к классу зажиточных купчих, представляющих нечто среднее между

О да, я обладал тобой, когда внизу пирушка шла вовсю, – на шири ложа своего радушного хозяина, поверх наваленных пальто твоих гостей: псевдоманто, полуплащи (не шерсть — щетина), в полоску шарф (ах, это мой), давнишней пассии меха (скорее кролик, чем лахтак), такая груда зим, «Онегин», глава начальная, лакеи на шубах у подъезда спят и в полном зале кресел ряд и ты, любовь моя, на сцене, летишь, как пух, к фальшивым стенам, средь тополей, ручьев, наяд.

Но рядом с его светлой, веселой комнатой, обитой красными обоями с золотыми полосками, в которой не проходил дым сигар, запах жженки и других… я хотел сказать – яств и питий, но остановился, потому что из съестных припасов, кроме сыру, редко что было, – итак, рядом с ультрастуденческим приютом Огарева, где мы спорили целые ночи напролет, а иногда целые ночи кутили, делался у нас больше и больше любимым другой дом, в котором мы чуть ли не

Все эти пустяки навряд ли стоили б записи, когда бы они не служили привычным фоном для всякой подобной сходки изгнанников, по которой там и сям, среди пересудов и цеховой болтовни, просверкивала некая вешка – строчка Тютчева или Блока, приводимая походя, с привычной набожностью, – вечно сущей, неведомой иным высоты искусства, украшавшего печальные жизни внезапной каденцией, нисходившей с нездешних небес, сладостью, славой, полоской радуги, отброшенной на стену хрустальным пресс-папье, которого мы никак не отыщем.

В те времена приподнять слишком высоко брючину и открыть невольному зрителю белую полоску нижнего белья показалось бы Пнину столь же неприличным, как, скажем, предстать перед дамами без воротничка и галстука; ибо даже в те дни, когда дряхлая мадам Ру, консьержка убогого дома в Шестнадцатом округе Парижа, где Пнин, после побега из ленинизированной России и завершения в Праге высшего образования, на протяжении целых пятнадцати лет снимал квартиру, — даже когда мадам Ру, взобравшись к нему

Смотрит Зайчик, что короли все эти похожи лицом как две капли на нас, солдат из двенадцатой роты, только вместо фуражек — какие-то с длинными перьями шляпы, на ногах чулки и баретки с бантами и самых разных цветов, и с плеч до земли упадают плащи из такого сукна, в цветную полоску, в зеленый горошек, в котором разве ходят одни барчуки… Дивуется Зайчик на эту картину, а цыганка тоже глядит и смеется… — Понимаешь?

Это она, вероятно, стыдится вчерашнего „недостатка веры“», — подумал я, невольно улыбаясь… Вдали, еще совсем неясная, задернутая туманом, скорее почудилась, чем завиднелась, полоска земли… — Англия, — сказал, проходя, капитан… Все мы стали смотреть на дальнюю полоску… Она прорезалась чуть видным, почти мечтательным призраком земли, в ярком просвете заката, между небом и морем… Небо все было обложено тяжелыми тучами, которые от преломленных лучей отливали снизу какими-то грустно-зловещими, рыжими просветами.

Здесь опять было видно море, далеко сливавшееся с небом, на котором тихо клубились мглистые облака… Направо, точно на плане, виднелся анапский перешеек, а севернее тянулась еще полоска земли, неподвижная на зыблющемся морском просторе… Пароход, недавно выбежавший из<-за> перешейка, торопливо поворачивал, оставляя за собой широкий круг и расстилая длинный хвост дыма… Моего спутника рядом со мной не было, но, взглянув вниз, я увидел его под своими ногами в могильнике.

Две дюжины крошечных бабочек, все одного вида, уселись на полоске мокрого песка, сложив свои прямые крылышки и обнажив бледный их испод с черными крапинками и маленькими павлиньими пятнышками, а также с оранжевым ободком по краям заднего крыла; часть из них была обеспокоена упавшей с ноги Пнина галошей, и, обнажив небесную синеву с наружной стороны крылышек, они некоторое время, точно синие хлопья снежинок, порхали над пляжем, пока не опустились снова. —

И воет, как брошенный пес, Мяучит, как сладкая кошка, Пучки вечереющих роз Швыряет блудницам в окошко… И ломится в черный притон Ватага веселых и пьяных, И каждый во мглу увлечен Толпой проституток румяных… В тени гробовой фонари, Смолкает над городом грохот… На красной полоске зари Беззвучный качается хохот… Вечерняя надпись пьяна Над дверью, отво́ренной в лавку… Вмешалась в безумную давку С расплеснутой чашей вина На Звере Багряном — Жена.

Одет он был франтом: соломенная узкополая шляпа с низкой тульей и широкой голубой лентой, украшенной вышитым якорьком; кургузый пиджачок, панталоны и жилетка — все аккуратно и нарядно, все по последнему слову моды; носки в красную полоску; лаковые полуботинки с черными шелковыми бантами; голубой бант на шее под открытым воротом рубашки; крошечные брильянтовые запонки; безукоризненно свежие лайковые перчатки; далеко высовывающиеся манжеты на больших запонках оксидированного серебра, изображающих морду английского мопса.

Довольно приличный портрет Марины кисти Тресхама, висевший прямо над ней на стене, изображал ее в эффектной шляпе, в которой она лет десять назад репетировала «Сцену охоты» – широкие романтические поля, радужное крыло и большой, серебристый в черных полосках, клонящийся султан; и Ван, припомнив клетку в парке и мать, сидевшую тогда в какой-то собственной клетке, испытал странное ощущение тайны, как если бы толкователи его судьбы вступили в келейный сговор.

Половина его мягкого упругого шара скрылась за мглистой полоской дальних лесов — и неожиданно я увидел в нем умный карий глаз класса-победителя, чуть прищуренный и добродушный, созерцающий эту девицу в перчатках, вот эту важную старуху с двойным подбородком и седыми буклями, не умещающуюся на сиденье, этого розового гражданина в инженерской фуражке, — которым он, всепрощающий класс, позволил дожить драгоценную жизнь, ездить в гости, загорать на пляжах и даже платить членские

Так что оставим дверь затворенной, пусть из-под нее выбивается только туго натянутая полоска света; пусть и она погаснет, когда в соседней комнате Себастьян отойдет ко сну, пусть прекрасный оливковый дом на невской набережной понемногу погружается во тьму сине-серой морозной ночи с мягко падающими снежинками, они мешкают в лунно-белом свете высокого уличного фонаря, припудривая мощные конечности двух бородачей, подпирающих в достойном атлантов усилии эркер отцовской комнаты.

Тимофей, довольный, посмотрел на нее, и его серые глаза еще больше заискрились… – Сотворил я крестное знамение, подъезжаю все-таки поближе… Что ж ты думаешь: она, значит, бабища эта, ночью с воскресенья на понедельник народ со всего наслега сбила… Я сплю, ничего не чаю, а они, погань, до зари над моей полоской хлопочут: все борозды как есть дочиста руками назад повернули: травой, понимаешь ты, кверху, а кореньем книзу.

И невольно воображение летит за этой полоской тонкого лунного сияния, все далее, по изгибам и кривулям пустынной реки, и картины недавнего пути встают одна за другой… И видится мне наша лодочка, скользящая между «задевами» и скрюченными лапами лесных мертвецов… Остров остался позади, исчезли, как мечта, очертания керженского устья, гудят свистки, какие-то огни летят на нас, валится мимо шум и грохот, и, ломая широкую гладь волжского простора,

Вот он еще более потускнел, вот от него остался только сегмент, потом — дрожащая огневая полоска… Быстро падает синеватый сумрак летней ночи, точно кто незримо сеет его; в лужках уже холодно, как в погребе, и резко пахнет росистой зеленью — только изредка повевает откуда-то теплом… В сумраке мелькают придорожные лозинки, и на них, нахохлившись, спят вороны… А на востоке медленно показывается большая голова бледного месяца.