Цитаты со словом «полк»

Одно — «предписание капитану Туркулу немедленно с получением сего выбыть в Ростов для лечения в хирургическую клинику профессора Напалкова», другое — частное письмо от Михаила Гордеевича, в котором он указывал, что мое присутствие в полку до крайности необходимо, и дружески, но крепко журил меня за то, что я дурно лечу ногу.

Вся кавалерия Дроздовской дивизии погналась за ними — во главе 2-й конный полк, а стрелковые полки, 1-й и 3-й, замешкались, отстали от конницы, задержанные приднепровскими лощинами и оврагами.

Вот уже кончается долгий летний день, ушли из управы не только столоначальники, но даже самые последние писцы, и гулко раздаются в пустых отделениях свободные голоса сторожей, грохот передвигаемых столов и стульев, а Фисун все еще бродит в своих темных владениях, в дугу согнув свою худую спину держа в бледной, обезображенной ревматизмом руке пылающий огарок и заботливо осматривая полки с кипами дел; плавает над городом, в блеске опускающегося солнца дрожащий бас соборного колокола, призывая инвалидов и старух к вечерне; ложатся тени от крыш и садов, и усаживаются благодушествовать у раскрытых окон пообедавшие и вздремнувшие горожане; а Фисун только еще голову башлыком закутывает и стучит костылем в пол, распекая своего подчиненного — за то, что тот опять явился сегодня в управу

Зная, что происходило на Сейме Варшавском – долго не имея вести от Карпова и Головина – слыша о сильном, беспримерном вооружении Литвы и Польши, он сам не терял времени: в общем Совете Бояр и Духовенства объявил что настала година великого кровопролития, что он, прося милости Божией, идет на дело отечественное и свое, на землю Немецкую и Литовскую; двинул все полки к западу; расписал им пути и места; оставляв войско в осьмидесяти городах для их обороны, на берегах Волги, Дона, Оки, Днепра, Двины, указал соединиться главным силам в Новегороде и Пскове, Европейским и Азиатским: кроме Россиян, Князья Черкесские, Шевкалские, Мордовские, Ногайские, Царевичи и Мурзы древней Золотой Орды, Казанской, Астраханской, день и ночь шли к Ильменю и Пейпусу.

Там изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов, как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды, как слаб был коронный гетман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы, как, разбитый, преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска, как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как приведенный в крайность польский гетман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ; но козаки, наученные прежним вероломством, были неумолимы, и Потоцкий не красовался бы более на шеститысячном своем аргамаке, привлекая взоры знатных панн и зависть дворянства, если бы не спасло его находившееся в местечке русское духовенство.

Генерал Рене, хотя родом и курляндец, но по положению своему придерживающийся стороны министров, возразил, что неприлично было бы его величеству защищать реку с такими прекрасными войсками; что в случае истощения запасов должно будет их достать в самой неприятельской земле; что области греческие, по примеру молдавского господаря, готовы были возмутиться при первом вступлении наших полков в турецкие границы; что по донесениям генерал-фельдмаршала графа Шереметева за степью до Дуная армию можно будет продовольствовать; что стыдно было бы тратить деньги на построение магазинов, когда можно делать это на счет неприятеля; что надобно войти и углубиться в турецкие земли; что турки будут полууничтожены уже и тем, что увидят сильное войско его величества посреди их областей, готовое предписывать

Булгарин Бенедикт Булгарин Болеслав Фаддеевич (1832–1890) – старший сын Булгарина I; II Булгарин Владислав Фаддеевич (1834–1894) – сын Булгарина; окончил в 1854 Петербургский университет, в 1855 поступил на службу в III отделение в театральную цензуру, позднее служил в Военном министерстве I; II Булгарин Мечислав Фаддеевич (1836–1862) – сын Булгарина, служил юнкером в лейб-гвардии Уланском полку, затем в линейном батальоне в Оренбурге I Булгарин Михал – двоюродный дед Булгарина (дядя его отца), волковысский земский писарь, депутат от Волковысского воеводства на сейме 1773, участник патриотической оппозиции I; II Булгарин Михал – дед Булгарина, подкоморий (судья по спорам о границах имений) I; II Булгарин Михал – сын отца Ф.

Хотя слова приказа и показались не ясны полковому командиру и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет, — в совете батальонных командиров было решение представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем недокланяться, и солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились, адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли, и к утру полк, вместо растянутой грязной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 3000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой.

Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и казарм для гарнизону и провиантский магазин и на все жилые покои в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих в добывании той соли людей (коих человек ста по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями. —

В предвечерний час, когда покупатели, словно позабыв о своём благородном стремлении к просвещению, не заглядывали в магазин и в тишине его слышалось лишь робкое шуршание страниц — их перебирал старый книголюб, забравшийся по переносной лестнице под самый потолок, к верхним полкам, — Есенин подошёл к широкому, ещё с зимы не мытому окну и поглядел на бульвар, на поникшую в задумчивости бронзовую кудрявую голову поэта, облитого пламенем заходящего солнца, на кривые сучья чёрных деревьев, распластанно впечатанные в оранжевый закат, на ленивые стаи галок над ними, на мокрый от ранней оттепели снег на дорожках, на лихачей, проносящихся мимо, и ему вдруг сделалось

Истру: д) войска генерала ГОВОРОВА прорвали оборону 252-й, 87-й, 78-й и 267-й пехотных дивизий противника и заняли районы Кулебякиио — Локотня; е) войска генерала БОЛДИНА, разбив северо-восточнее Тулы 3-ю, 4-ю танковые дивизии и полк «СС» («Великая Германия») противника, развивают наступление, тесня и охватывая 296-ю пехотную дивизию противника; ж) 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала БЕЛОВА, последовательно разбив 17-ю танковую, 29-ю мотопехотную и 167-ю пехотную дивизии противника, преследует их остатки и занял город Венёв и Сталиногорск; з) войска генерала ГОЛИКОВА, отбрасывая на юго-запад части 18-й танковой и 10-

И в оный час пред мыслию моей Минувшее безмолвно воскресало: Сия река, свидетель давних дней, Протекшая меж стольких поколений, Спокойная меж стольких изменений, Мне славною блистала стариной; И образы великих привидений Над ней, как дым, взлетали предо мной; Мне чудилось: развертывая знамя, На бой и честь скликал полки Донской; Пожарский мчал, сквозь ужасы и пламя, Свободу в Кремль по трупам поляков; Среди дружин, хоругвей и крестов Романов брал могущество державы*; Вводил полки бессмертья и Полтавы Чудесный Петр в столицу за собой; И праздновать звала Екатерина Румянцева с вождями пред Москвой Ужасный пир Кагула и Эвксина*.

Они вытащили из алтаря священника, служившего обедню, только потому, что он был ростом в пять футов и десять дюймов; выкрали врача у супруги великого курфюрста; неоднократно приводили в ярость старого маркграфа Байрейтского, угоняя его полк, состоящий из двадцати – тридцати человек, причем он не дерзал даже открыто высказать свое возмущение; они обратили в пожизненного солдата французского дворянина, ехавшего куда-то под Страсбург на свидание с женой и детьми; хватали подданных царицы Елизаветы, уланов маршала Саксонского, пандуров Марии-Терезии, венгерских магнатов, польских вельмож, итальянских певцов и, наконец, женщин всех национальностей – этих новых сабинянок, которых они насильно выдавали

Под сенью Кавказа садил он виноград, в степях полуденной России – сосновые и дубовые леса, открывал порт на Бельте, заботился о привозе пива для своего погреба, строил флот, заводил ассамблеи и училища, рубил длинные полы у кафтанов, комплектовал полки, потому что, как он говорил, при военной школе много учеников умирает, а не добро голову чесать, когда зубья выломаны из гребня; шутил, рассказывал о своих любовных похождениях и часто, очень часто упоминал о какой-то таинственной Катеньке; все это говорил Петр под сильным дождем, готовясь на штурм неприятельских кораблей, как будто на пирушку! –

Описываются приезд к ним княжны Марьи с Николушкой, ее рассказы князю Андрею о смерти отца, о спасшем ее Николае Ростове, тревога Сони по поводу его отношений с княжной Марьей и письмо Сони Николаю Ростову, освобождающее его от обещания жениться на ней, известие о том, что «оба молодые Ростовы целы: старший в полку, меньшой в партизанском отряде Денисова», разговор князя Андрея, Сони и Наташи о Пьере, вести о котором были получены от Пончини, привезенном в числе других пленных в Тамбов, рассказ Пончини князю Андрею о признании Пьера в сильной любви к Наташе.

Он больно был бы рад иметь книги и иного содержания — он не монашил, как многие из его звания, — но о ту пору вся светская литература на Руси состояла из «Слова о полку Игореве» — отцам не удалось истребить его до конца, как они ни старались, — и «Слова Даниила Заточника», — которое неизвестный автор «писах в заточении на Беле-озере и запечатах в воску и пустих во езеро, и всем рыба пожре, и ята бысть рыба рыбарём, и принесена бысть ко князю, и чача её пороти, и узре князь сие написание, и повеле Данила

Поезду же, если не свернуть круто влево и сползти вниз под город еще на сто верст, то упрется он в землю белых, где… Иван Альфонсович Морж, никаких кругов не делавший по революции, пришел к Дмитрию Гавриловичу Тропарову; сел на диван в комнате там, где все стены в полках книг, курил, сыпя пепел себе на жилет и живот (и папироска торчала в усах, как клык), распространял странные запахи пота, валерьянки и водки, – и разговаривал: о девочках, – очень невнятно, осложняя свой диалект – «ну-с», «вот-с» – «вот-с», «ну-с» – и вообще сопением.

Кабинетик был маленький, двухоконный: на темнозеленых обоях себя повторяла все та же фигурочка желточерного, догоняющего себя человечка; два шкапа коричневых, набитые желтокожими, чернокожими переплетами очень толстых томов и дубовые, желтые полки — пылели; желтокоричневый, крытый черной клеенкою стол, позаваленный кипами книг и бумаг, перечерченных интегралами, был поставлен к окну; чернолапое кресло топырилось; точно такие же кресла: одно — у окна, над которым, пыля, трепыхалася старая желтокаряя штора; другое стояло под столбиком, на котором бюст Лейбница доказал париком, что наш мир — наилучший; на спинках рукой столяра были вырезаны головки осклабленных фавнов, держащих зубами аканфовую

После того я, как понимаете, не чаял в неизъяснимом нетерпении и дожить до завтрашнего вечера, не знал, что с собой делать, думая только одно: пренебрегу всем своим карьером, брошу полк, останусь навеки в деревне, соединю судьбу свою с нею по смерти Лавра – и прочее подобное… «Ведь он уже стар, – думал я, невзирая на то, что Лавру еще и пятидесяти не было, – он должен скоро умереть…» Наконец прошла ночь, – я до самого утра то трубку курил, то ром пил, нимало не пьянея, все разгораясь в своих безрассудных мечтах, – прошел и короткий

Отсюда же понятно, почему величайший и по преимуществу национальный русский поэт – Пушкин воспитал свою музу не на материнском лоне народной поэзии, а на европейской почве, был приготовлен не «Словом о полку Игоревом», не сказочными поэмами Кирши Данилова, не простонародными песнями, а Ломоносовым, Державиным, Фонвизиным, Богдановичем, Крыловым, Озеровым, Карамзиным, Дмитриевым, Жуковским и Батюшковым – писателями и поэтами подражательными и нисколько не национальными, за исключением одного Крылова, которого басни, будучи национальными, все-таки не суть вполне самобытное явление, ибо их образцы найдены Крыловым не в народной поэзии, а у француза Лафонтена.

Монжик из Домбровы, настоящий великан, силой немного уступавший самому Завише Черному; Жулава, чешский барон, маленький и худой, но необычайно ловкий, известный при чешском и венгерском дворах поединками, на которых он победил более десяти ракузских рыцарей; еще один чех, Сокул, изумительный стрелок из лука; Беняш Веруш, великополянин; Петр Медиоланский; литовский боярин Сенко из Погоста, отец которого, Петр, начальствовал над одним из полков смоленской конницы; родственник короля князь Федушко; князь Ямонт — словом, величайшие польские рыцари, давшие клятву до последней капли крови защищать короля и оберегать его от всяких случайностей.

И чудится пану Даниле (тут он стал щупать себя за усы, не спит ли), что уже не небо в светлице, а его собственная опочивальня; висят на стене его татарские и турецкие сабли; около стен полки, на полках домашняя посуда и утварь; на столе хлеб и соль; висит люлька… но вместо образов выглядывают страшные лица; на лежанке… но сгустившийся туман покрыл все, и стало опять темно, и опять с чудным звоном осветилась вся светлица розовым светом, и опять стоит колдун неподвижно в чудной чалме своей.

Он мальчик бойкий и отважный; Два-три сраженья разыграть, Конечно, может он с успехом, К врагу на ужин прискакать, 29 Ответствовать на бомбу смехом; 30 Не хуже русского стрелка Прокрасться в ночь ко вражью стану; Свалить, как нынче, казака И обменять на рану рану; 31 Но не ему вести борьбу С самодержавным великаном: Как полк, вертеться он судьбу Принудить хочет барабаном; Он слеп, упрям, нетерпелив, И легкомыслен, и кичлив, Бог весть, какому счастью верит; Он силы новые врага Успехом прошлым только мерит — Сломить ему свои рога.

Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и

В прибавлениях к Судебнику находится и важный по тогдашнему времени указ о местничестве, Государь еще не мог совершенно искоренить сего великого зла, а хотел единственно умерить оное, запретив Детям Боярским и Княжатам считаться родом с Воеводами; уставил также, что Воевода Большого Полку должен быть всех знатнее; что начальники Передового и Сторожевого полку ему одному уступают в старейшинстве и не считаются с Воеводами правой и левой руки; что Государю принадлежит судить о родах и достоинствах; что кто с кем послан, тот тому и повинуется.

К полночи трактир стал оживать и наполняться: зажгли под потолком огромную и страшно жаркую лампу, лампы по стенам, лампочки на стене за помостом, вышел целый полк половых, повалила толпа гостей: конечно, купеческие сынки, чиновники, подрядчики, пароходные капитаны, труппа актеров, гастролировавших в городе… половые, развратно изгибаясь, забегали с подносами, в компаниях за столами пошел галдеж, хохот, поплыл табачный дым, на помост вышли и в два ряда сели по его бокам балалаечники в оперно-крестьянских рубахах, в чистеньких онучах и новеньких лаптях, за ними вышел и фронтом стал

Кто когда-либо служил в кавалерии, кто хоть малейшее имеет понятие о трудностях сей службы; кто приведет себе на память, что прежде сего один конный полк формировался целыми годами; кто вспомнит, в какое смутное время кавалерийские резервы восприяли свое начало; кто расчислит, какие запутанности встречаются при начале всякого важного и огромного государственного дела; кто взвесит обстоятельства, коих не в силах отвратить никакая предусмотрительность, например: отдаленность губерний, из коих приводятся лошади, порча их на дороге, неопытность иных гражданских чиновников, коим поручено было в губерниях принимать, разбирать, отводить

Но теперь, когда носятся слухи, что неприятель намерен вторгнуться в Россию, когда в Польше приверженцы Станислава Лещинского и враги его царского величества вооружаются на наших границах, возмущают Запорожье и заводят связи на Дону и у нас; когда измена уже открывается в самой Украине, — я должен иметь при себе все полки мои Со времени рождения мысли об измене, Мазепа употреблял все усилия, чтобы сохранить при себе полки свои, и беспрестанно сказывался больным, чтоб избежать похода., чтоб противустоять внешним и внутренним злодеям его царского величества.

Исключение составляли люди надменные и хитрые: этих Катерина Астафьевна, по прямоте своей натуры, ненавидела; но, во-первых, таких людей, слава богу, было немного в армейском полку, куда Форов попал по своему капризу, несмотря на полученное им высшее военное образование; во-вторых, майор, весьма равнодушный к себе самому и, по-видимому, никогда не заботившийся ни о каких выгодах и для Катерины Астафьевны, не стерпел бы ни малейшего оскорбления, ей сделанного, и наконец, в-третьих, «майорша» и сама умела постоять за себя и дать сдачи заносчивому чванству.

Звуки азартной псовой охоты, напоминающие Каютину о разорении его предков — причине его нищеты; школьные тексты, терзающие память Граблина; его горячая благодарность судьбе, избавившей от поступления в Дворянский полк; старые домашние лечебники Енгалычева, Удена и Пеккена — авторов, бывших любимцами дяди Каютина; стихи к замужней женщине, призывающие ее осознать свое право на счастье; поденная работа молодого неизвестного литератора, «сплеча» отделывающего в журнале статьи; рукопись сочинения, привезенного в Петербург неизвестным в литературе автором, — эти и многие другие подробности слагаются в образ автобиографического героя, скрыто присутствующий в романе.