Цитаты со словом «подруга»

Он улетел, любви прекрасный миг…] Унынье Не спрашивай, за чем я молчаливо Любовницы в объятиях лежу * Не спрашивай за чем с унылой думой Подруги <я> в объятиях томлюсь * <1> Не спрашивай за чем унылой думой <2> [В кругу друзей] я вечно омрачен, <3> За чем на всё подъемлю взор угрюмый, <4> За чем не мил мне сладкой жизни сон Не спрашивай за чем [подруги нежной Не внемлю <я> ни ласкам ни слезам — Как улететь ] * <5> Не спрашивай за чем душой остылой <6> Я разлюбил веселую любовь — <7> И никого не называю милой — <8> Кто раз любил — уж не полюбит вновь <9> Кто счастлив был, уж не узнает счастья <10> Короткой день блаженство <нам> дано — — <11> От юности, от жизни, сладострастья <12> Останется уныние

А Дл Тр3 У3 Щ Щб Щр — Нескромные пиры, заботы, заблужденья → Вз Гл Грч Мв Оф 7 На сладкий шум дубрав, на тишину полей → Авт БАН1 БАН2 Вз Вз3 Вк Гв Я9 Гд Гл Грч Дл Дл2 Кв Мв Мк1 Н1 Оф Тр3 Тшк У У3 Чб Щ Щб 8 На праздность вольную, подругу вдохновенья → Авт Гд Дл Дл2 Отб Тр3 У3 Чб Щ Щб Щр — На праздность — вольную подругу размышленья → Грч 11 Сей луг, уставленный душистами стогами → Вз Грч Мв Н1 Оф 12 Где светлые ключи в кустарниках журчат → Авт БАН2 Гд Тр3 Чб — Где чистые ручьи в кустарниках журчат → Алм БАН1 ВВ Вк Гл Грч Длб З Кв Мв Мк Мх1 Мр Мх Н1 Н2 ПЗ Пт Пц У3 Щб

Таков закон судьбы железной: Нежданный, как цветок над бездной, Очаг семейный и уют… В семье нечопорно растут Три дочки: старшая томится И над кипсэком мужа ждет, Второй — всегда не лень учиться, Меньшая — скачет и поет, Велит ей нрав живой и страстный Дразнить в гимназии подруг И косоплеткой ярко-красной Вводить начальницу в испуг… Вот подросли: их в гости водят, В карете возят их на бал; Уж кто-то возле окон ходит, Меньшой записку подослал Какой-то юнкер шаловливый — И первых слез так сладок пыл, А старшей — чинной и стыдливой — Внезапно руку предложил Вихрастый идеальный малый; Ее готовят под венец… «Смотри, он дочку любит мало, — Ворчит

Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной… Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан… Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам, Их села и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне.

Как часто Дряхлые старцы, любуясь на белые плечи, волнистые кудри, На темные очи ее, молодели; и юноши страстным Взором ее провожали, когда, напевая простую Песню, амфору держа над главой осторожно, тропинкой К Тибру спускалась она за водою… иль в пляске, Перед домашним порогом, подруг побеждала искусством, Звонким, ребяческим смехом родительский слух утешая… Только в последнее время приметно она изменилась; Игры наскучили ей, и взор отуманился думой; Из дому стала она уходить до зари, возвращаясь Вечером темным, и ночи без сна проводила… При свете Поздней лампады я видела раз, как она, на коленах, Тихо, усердно и долго молилась, — кому? —

Тут благородную отрасль питомца богов Эзиета, Славу троян, Алкафоя, драгого Анхизова зятя (Дщери его Гипподамии был он супругом счастливым, 430 Дщери, которую в доме отец и почтенная матерь Страстно любили: она красотой, и умом, и делами В сонме подруг между всеми блистала: зато и супругой Избрал ее гражданин благороднейший в Трое пространной), – Мужа сего Девкалида рукой укротил Посидаон, 435 Ясные очи затмив и сковав ему быстрые ноги: Он ни назад убежать, ни укрыться не мог от героя; Скованный страхом, как столб иль высоковершинное древо, Он неподвижный стоял, и его Девкалид копьеборец В перси ударил копьем и разбил испещренную броню,

Это бесило его; он жаждал приглашения только затем, чтобы высокомерно отказаться от него, — да и вообще все время был начеку, хмурый, загорелый, лохматый, с постоянной игрой челюстных желваков, — и всякое Танино слово как бы отбрасывало в его сторону маленькую тень оскорбления, и Боже мой, как он их всех ненавидел, — ее двоюродных братьев, подруг, веселых собак… Внезапно все это бесшумно смешалось, исчезло, — и вот, в бархатной темноте августовской ночи, он сидит на парковой калитке и ждет; покалывает засунутая между рубашкой и телом записка, которую, как в старых романах, ему принесла босая девчонка.

Если бы какие-нибудь перемены в жизни Мелиты были возможны и если бы они зависели от ее выбора, то она бы всему предпочла не быстро преходящую любовь с избранником сердца, а она сейчас бы встала и пошла бы искать свою подругу Эрминию и стала бы с нею делить ее служение немощным старикам и покинутым детям в той же Лиде или в другой местности мира, где люди также все бьются друг с другом из-за личного счастья и оставляют без внимания тех, которые ослабели и искалечились в этой ужасной борьбе.

Ты свет увидела во дни моей весны, Дни чистые, когда все в жизни так прекрасно, Так живо близкое, далекое так ясно, Когда лелеют нас магические сны; Тогда с небес к твоей спокойной колыбели Святые радости подругами слетели — Их рой сном утренним кругом тебя играл; И ангел прелести, твоя родня, с любовью Незримо к твоему приникнул изголовью И никогда тебя с тех пор не покидал… Лета прошли — твои все спутники с тобою; У входа в свет с живой и ждущею душою Ты в их кругу стоишь, прелестна, как они.

Она ходит на ее могилу каждый праздник, по часам не спускает глаз с дубового креста, вспоминает бледное личико Оли Мещерской в гробу, среди цветов — и то, что однажды подслушала: однажды, на большой перемене, гуляя по гимназическому саду, Оля Мещерская быстро, быстро говорила своей любимой подруге, полной, высокой Субботиной: — Я в одной папиной книге, — у него много старинных смешных книг, — прочла, какая красота должна быть у женщины… Там, понимаешь, столько насказано, что всего не упомнишь: ну, конечно, черные, кипящие смолой глаза, — ей-богу, так и написано: кипящие смолой! —

Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной… Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан… Гроза луны, свободы воин, Покрытый кровию святой, Чудесный твой отец, преступник и герой, И ужаса людей, и славы был достоин.

Без сравнения лучше жить, борясь с собою, – надо себя исправлять, освобождая себя от таких страстей, которые влекут к разладу с милосердием и человеколюбием… Мелита стала вспоминать одну из подруг своего детства, белокурую Эрминию, которая была всех изящнее и красивее среди сверстниц, а выбрала себе самую суровую долю: она так настроила свой дух дошедшим до них «галилейским учением», что заботы о своем личном счастии показались ей совсем не достойными никакого труда, и она отказалась от замужества и пошла служить больным в одной общине в Лиде.

И все же он существует, этот отец (или еще недавно существовал), и если только судьба не дала ему спасительного неведения относительно имени его минутной подруги, господи, какая мука блуждает среди нас, не смеющая сказаться — и, может быть, еще потому особенно острая, что у этого несчастнейшего человека нет полной уверенности в своем отцовстве, — ведь баба-то была гулящая, вследствие чего таких, как он, живет, может быть, на свете несколько, без устали высчитывающих сроки, мечущихся в аду избыточных цифр и недостаточного воспоминания, подло мечтающих извлечь выгоду из

Одно время эти однообразные сидения и, может быть, моя неумеренная, неизменная чувствительность наскучили ей — она стала находить предлоги уходить из дому, бывать у подруг, у знакомых, а я стал сидеть на диване один, слушая крики, хохот, топот гимназиста и театральный лай Волчка, бесившегося на лестнице, сквозь слезы глядел в полузавешанные окна на ровное серое небо, куря папиросу за папиросой… Потом опять что-то случилось с ней: опять она стала сидеть дома, стала так ласкова, добра ко мне, что я совсем потерял понятие, что она

Когда я увидел, что в книгах много папиросной бумаги, между нами возникло маленькое недоразумение по поводу этой чудесной бумаги… Я вполне логично доказывал своей подруге, что рисунки напечатаны давно, краска уже высохла, она может даже попробовать рукой, чтобы убедиться — совсем уже не мажется, и поэтому папиросная бумага зря лежит в книге, надо ее оттуда вырвать и подарить нашим курильщикам, которые скручивают цыгарки из газет или губкомовских тезисов — и то и другое, по-моему, вредно отражалось на их организмах, столь необходимых для революции.

В его уме Виденье смутное играет; Он, с криком пробудясь во тьме, Ревниво руку простирает; Но обробелая рука Покровы хладные хватает — Его подруга далека… Он с трепетом привстал и внемлет… Всё тихо: страх его объемлет, По нем текут и жар и хлад; Встает он, из шатра выходит, Вокруг телег, ужасен, бродит; Спокойно всё; поля молчат; Темно; луна зашла в туманы, Чуть брезжит звезд неверный свет, Чуть по росе приметный след Ведет за дальные курганы: Нетерпеливо он идет, Куда зловещий след ведет.

Когда они были уже в саду, Троил ласково взял сестру под руку и сказал: – Дорогая Ирина, помоги мне убедить твою капризную подругу, скажи ей все хорошее, что ты обо мне думаешь, и даже то, чего и не думаешь, уверь ее, что если бы твоею душою не руководила такая сверхъестественная добродетель, то ты влюбилась бы в меня, несмотря на то, что я твой брат, Агафий же, взяв сестру за другую руку, стал говорить ей: – Милая сестра, Евдокия говорила нам, что ты ее советница;

Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул; в это время шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика (балалаечник), отстала и подошла к нему: «Что ты спишь под виноградником, запела она, вставай, безумный, твоя газель идет мимо»; он проснулся — девушка порхнула прочь, как птичка; Магуль-Мегери слышала ее песню и стала ее бранить: «Если б ты знала, отвечала та, кому я пела эту песню, ты бы меня поблагодарила: это твой Ашик-

Все постыло для тебя: и красная площадь, огражденная высоким тыном (поприще словутых подвигов), и столы дубовые, на которых блестят кубки и златые чары с медом искрометным и заморскими винами; все постыло для тебя: турий рог недвижим в руке богатырской, и унылые взоры твои ничем не прельщаются, ниже плясками юных гречанок, подруг Предславиных, которые, раскинув черные кудри свои по плечам, подобным в белизне снегам Скандинавии, и сплетясь рука с рукою, увеселяют слух и взоры Владимира разнообразными хороводами и нежным, протяжным пением.

Вернулся домой Танин муж, Кутасов, — и Елизавета Павловна, встретив его в соседней комнате, предупредила о госте на своем вывезенном из России, домашнем французском языке: «Le fils du maître l’école chez nous au village», — и тут Иннокентий вспомнил, как Таня сказала раз подруге, намекая на его (красивые) руки: «Regarde ses mains», — и теперь, слушая, как девочка с чудесной, отечественной певучестью отвечает на вопросы матери, он успел злорадно подумать: «Небось теперь не на что учить детей по-иностранному», т.

Нередкая из них также делает один только скачок из-за прилавки в щегольскую аглинскую карету и, бывши прежде лавочного сидели нею, чрез месяц приезжает уже сама в сию лавку для закупки себе модных товаров; становится гордою, не узнает старых своих подруг и говорит повелительно с своею бывшею мастерицею, которая за несколько недель назад могла ее наказывать; но теперь «на сама платит ей презрительным видом и все то делает для того, чтобы вскружить головы от зависти у любезных своих подружек.

Важный, страшный, жестокий… А я на арене, и не только я — многие наши, и ты, и Миля Корбина, и Додо Муравьева, и Валентина — словом, полкласса… Мы осуждены на растерзание львам за то, что мы христианки… — Душка, не слушай ее, — послышался сзади меня голос Мани Ивановой, всегда насмешливо относившейся к фантастическим бредням моей восторженной подруги, — не слушай ее, Галочка: она никакого Колизея не видела, а просто рассказывает тебе главу из повести, которую вчера прочла… — Ах, молчи, пожалуйста, что ты понимаешь! —

Исполнена муки, Роза увяла в своем ожиданьи… Утро роскошно проснулось над лугом, Милый явился на страстные звуки… Бедная, нежная сердцем подруга К небу простерла колючие руки… Тихо сказала: «Прости», угасая… Свистнул в ответ соловей беспощадный; Куст одинокий крылом задевая, Дальше умчался, поклонников жадный… · · · · · Видел потом я, как он, упоенный Песнью, шептался с другими цветами: Розы качали головкой склоненной, С песнью коварной сливаясь мечтами… Июнь 1898 Скажи мне, Лигия, в каком краю далеком Цветешь теперь под небом голубым?

И не только женщина не сердится на мужчину за такие слова, но часто при нем и даже при других женщинах не стесняется говорить, что всегда предпочитает мужское общество женскому, а мужчина наоборот – всегда предпочитает мужское и всегда охотнее пойдет в свой клуб или заседание, чем в гости к подругам жены; женщину он еще не признал за члена общечеловеческой расы, а до сих пор считает ее особой женского пола, с которой можно болтать, но не о чем говорить.

И однажды, в июльский вечер, когда в городе все катались, все гуляли и в золотистой пыли, поднятой стадом, садилось в конце Долгой улицы солнце, когда шла Саня в кладбищенскую рощу под руку с Селиховым, а сзади, среди подруг Сани, шагал сумрачный Иорданский и, покачиваясь, гудел великан Горизонтов, тоже семинарист, Селихов небрежно глянул на них через плечо и, наклоняясь к ее лицу, нежно прижимая ее руку, вполголоса сказал: — Я желал бы воспользоваться этой ручкой навеки, Александра Васильевна.

Как ни «развила» ее Жозя, как ни испортили душу ее безделие и пустословие рюлинского дома, но когда сальные намеки, распущенный флирт, грязные анекдоты, жесты, нелепейшие шансонетки, самый наглый канкан — все, что до сих пор говорилось и проделывалось наедине между подругами, интимно, запретной шалости ради, — когда все это пришлось увидать и услыхать как нечто самое заурядное и общепринятое в кружке смешанном, в разговоре и обращении «порядочных» мужчин, Люлю растерялась и не сумела сразу попасть в тон.

Я точно знаю, что произошло в эту ночь; я присутствовала при душевном перевороте, при сделке с совестью, при прелестнейшем концерте, который может разыграть только страсть, — и это все было делом одного поцелуя, одного очень томного поцелуя, которым ротик моей милой подруги, прелестной дамы с карими глазами, которую так любил мой хозяин и которая, несмотря на все его предательства, не переставала его любить, по крайней мере она его любила тем более, чем более он ее обманывал.

А мне хотелось замуж — не потому, чтобы я чувствовала желание любви, — совсем нет, — меня просто манило положение замужней женщины, большая свобода, и я боялась остаться старой девой… Большая часть моих подруг по гимназии вышли замуж, а я все еще была невестой без серьезных претендентов… И когда Травинский сделал мне предложение, объяснившись, что он меня любит, я, вместо того чтобы сразу отказаться, колебалась… Бесхарактерность сгубила меня вместе с незнанием людей и полною неприготовленностью к жизни.

Было ли у нее с ним что-нибудь, неизвестно, но только кончилось все это большой бедой: уезжая под Казанскую в город, мещане устроили у себя в шалаше «вечерок», — пригласили Козу и Молодую, всю ночь играли на двух ливенках, кормили подруг жамками, поили чаем и водкой, а на рассвете, когда уже запрягли телегу, внезапно, с хохотом, повалили пьяную Молодую наземь, связали ей руки, подняли юбки, собрали их в жгут над головою и стали закручивать веревкой.

Случай, устроивший странную судьбу мою, быть может, совершенно исключительный, но полоса смятений на Руси еще далеко не прошла: она, может быть, только едва в начале, и к тому времени, когда эти строки могут попасть в руки молодой русской девушки, готовящейся быть подругой и матерью, для нее могут потребоваться иные жертвы, более серьезные и тягостные, чем моя скромная и безвестная жертва: такой девушке я хотела бы сказать два слова, ободряющие и укрепляющие силой моего примера.