Цитаты со словом «лев»

Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал. –

Уже без головного убора он выбежал на расплавленный асфальт, зажмурился от лучей, уже не вмешиваясь ни во что, услыхал в левом корпусе стекольный бой и женские визги, вылетел на улицу, не торгуясь в первый раз в жизни, сел в извозчичью пролетку, прохрипел: — К Николе… Извозчик рявкнул: «Рублик!»

Из возвышенностей в этом районе следует отметить с правой стороны гранитные сопки Фунзилаза, Рохоло, Джара-Хонкони, местность Ванзиками, а с левой стороны — Вамбабоза с вершинами Амбань, Уголи и Лансогой со скалой Банга, состоящей из мелафира.

Затем он выхватил поднос, сбросив с него остатки погубленной Бегемотом шоколадной эйфелевой башни, взмахнул им, левой рукой сорвал с иностранца шляпу, а правой с размаху ударил подносом плашмя иностранца по плешивой голове.

Греция, покинутая нами; Что некогда живой, веселый Лиссабон На пытку страшную тираном обречен; Что над Ирландией распятой — ворон вьется; Что в лапах герцога, хрипя, Модена бьется; Что Дрезден борется с ничтожным королем; Что сызнова Мадрид объят глубоким сном; Что крепко заперта Германия в темницу; Что Вена скипетром, как палицей, грозится И жертвой падает венецианский лев, А все кругом молчат, от страха онемев; Что в дрему погружен Неаполь; что Альбани Катона заменил; что властвует в Милане Тупой, бессмысленный австрийский произвол; Что под ярмом бредет бельгийский лев, как вол; Что царский ставленник над мертвою Варшавой Творит жестокую, постыдную расправу И гробовой покров затаптывает в грязь, Над телом девственным кощунственно глумясь, — Тогда я грозно шлю проклятия владыкам, Погрязшим в грабежах, в крови, в разврате диком!

Алексей Дертев, прапорщик Кадышев, надворная советница Прасковья Ермолаева с сыном, помещица Дарья Халабурдина, поручик Иван Лунин, поручика князя Павла Борятинского жена Прасковья Гаврилова с малолетнею дочерью, прапорщик Андрей из дворян, да однодворец Михайла Слепцовы, секретарь Сергей Сверчков, с женою его Настасьею Ивановою, вахмистр Яков Жмакин, с дочерью его, девкою Мариною, прапорщик Николай Агафонников, с женою и с матерью, секунд-майор Лев Дубенский с женою, подьячий из дворян Василий Агафонников, с женою, капитанши Марфы Киреевой дочь, девица Анна, майор Иван Веревкин, с женою, сержант Тимофей Авксентьев, поручик Максим Дмитриев, капитан Михайла Киреев, с дочерью, поручик Андрей Пансырев, капитан Иван Дмитриев, прапорщик Иван Тутаев, поручик Егор Морев, с женою Анною Петровою, граф Гаврила Головин, майорша Елена Варыпаева, подпоручик Александр Гладков, дворянская жена Прасковья

Башкирцев близко начал рассматривать ногти и заговорил в нос и комкая слова: – Я уже давно собирался вам сказать, Павел Дмитриевич (Дружинин в эту минуту подумал, что за несколько месяцев Башкирцев его в первый раз назвал по имени и отчеству)… но все как-то откладывал, теперь это, кажется, наиболее удобно… Башкирцев похлопал пальцами правой руки по щиколоткам сжатой в кулак левой, потом быстро встал и почти весело, глядя прямо в глаза Дружинину, сказал: – Я нахожу, что ваше общество вредно для моей дочери… Как ни далек был Дружинин от слияния со всей этой, как он иногда называл, башкировщиной, но в эту минуту он почувствовал, что вся эта хорошо знакомая ему обстановка гостиной, эти люди, которых он видел довольно часто, и даже сама

Для этого были сосредоточены: против нашего правого фланга, на Клинско-Солнечногорско-Дмитровском направлении, — третья и четвёртая танковые группы генералов Гоота и Хюннера в составе 1, 2, 5, 6, 7, 10-й и 11-й танковых дивизий, 3(1-й и 1Фй мотопехотных дивизий, 23-й, 106-й и 35-й пехотных дивизий; против левого фланга, на Тульско-Каширско-Рязанском направлении, — вторая бронетанковая армия генералу Гудериана в составе 3, 4, 17-й и 18-й танковых дивизий, 10-й и 21)-й мотопехотных дивизий, 167-й пехотной дивизии; против центра действовали 9, 7, 20, 12, 13-й и 43-й армейские корпуса, 19-я и 20 и танковые дивизии противника.

Правда, показав вам эти два памятника, чичероне вам еще расскажет, как дон Хуан (неизвестно только, который) сделал странное предложение Хиральде — бронзовой фигуре, увенчивающей мавританскую башню собора, и как Хиральда его приняла; или о том, как однажды дон Хуан, выйдя под влиянием винных паров прогуляться по левому берегу Гуадалкивира, попросил огня у человека, с сигарою во рту шедшего по правому берегу, и как рука курильщика (оказавшегося не кем иным, как дьяволом) удлинилась настолько, что перекинулась через реку и протянула дону Хуану сигару, о которую тот закурил свою, даже не поморщившись и не обратив внимания на это предупреждение свыше, — настолько очерствело его сердце… Я пытался размежевать этих донов

ЛИЦ (Lietz) Герман (1868–1919), немецкий деятель образования — ПИ: 347, 376, 406, 414-416 Die Probleme im Begriff der Gesellschaft bei Auguste Comte [Проблема идеи общества у Огюста Конта] (1891) — ПИ: 376, 406, 414-416 ЛОКК (Locke) Джон (1632–1704), английский философ и политический мыслитель, родоначальник либерализма — ПИ: 350, 365; В: 554 [Два исследования] о правительстве (1690) — В: 554 ЛОПАТИН Лев Михайлович (1855–1920), русский философ и психолог — В: 461, 468 ЛОССКИЙ Николай Онуфриевич (1870–1965), русский философ, основатель интуитивизма и представитель персонализма в России — В: 468 ЛОТЦЕ (Lotze) Герман (1817–1881), немецкий философ, врач, естествоиспытатель — ПИ: 28, 131 ЛУНАЧАРСКИЙ Анатолий Васильевич (наст.

Толстого – 37, 150, 261; 558 Толстой Алексей Константинович (1817–1875), поэт – 26, 150, 176, 307, 354, 386; 585 Толстой Алексей Николаевич (1883–1945), писатель – 6, 8, 11, 178; 575 Толстой Дмитрий Андреевич (1823–1889), государственный деятель, министр просвещения (1866–1880) – 240 Толстой Лев Николаевич (1828–1910), писатель – 12, 19, 23, 37, 38, 53, 58, 60, 85, 118, 148–150, 154–155, 161, 170, 181, 214, 261–262, 283, 287–288, 290, 297, 314, 343, 345, 352, 432, 447–449, 451–453, 475, 483, 502, 515, 539, 548; 552, 556, 558, 561, 570–573, 575, 579, 582, 586–587, 597 Томсон Джеймс (1700–1748),

Быстро герой перед грудью уставил свой щит круговидный, 295 Медный, кованый, пышноблестящий, который художник, Медник искусный, ковал, на поверхности ж тельчие кожи Прутьями золота часто проплел по краям его круга: Щит сей неся перед грудью и два копия потрясая, Он устремился, как лев-горожитель, алкающий долго 300 Мяса и крови, который, душою отважной стремимый, Хочет, на гибель овец, в их загон огражденный ворваться; И хотя пред оградою пастырей сельских находит, С бодрыми псами и с копьями стадо свое стерегущих, Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать от ограды; 305 Прянув во двор, похищает овцу либо сам под ударом Падает первый, копьем прободенный из

Нет, не в Париж хочу, — помните, твердил я вам, — не в Лондон, даже не в Италию, как звучно вы о ней ни пели, поэт , — хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень всё, чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда, в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться».

Я видел шумные торговые пристани, которые кипели народом в живописных малоросских нарядах; видел старинные большие села, которых так много под Киевом, — эти сотни белых хат, утонувших в зеленых садах, и сверкающие над ними кресты сельских храмов; знал, наконец, что и там, по левую сторону Днепра, на его притоках и на степях, также тонут в садах веселые и многолюдные деревни, и ждал увидеть вечное пристанище того, кто так горячо любил все это, кто воплотил в своих песнях всю красоту своей родины вместе с горестями своей страдальческой жизни и чье простое крестьянское имя — Тарас Шевченко — навсегда останется украшением русской литературы.

Слушай: в снах, и особенно в кошмарах, ну, там от расстройства желудка или чего-нибудь, иногда видит человек такие художественные сны, такую сложную и реальную действительность, такие события или даже целый мир событий, связанный такою интригой, с такими неожиданными подробностями, начиная с высших ваших проявлений до последней пуговицы на манишке, что, клянусь тебе, Лев Толстой не сочинит, а между тем видят такие сны иной раз вовсе не сочинители, совсем самые заурядные люди, чиновники, фельетонисты, попы… Насчет этого даже целая задача: один министр так даже мне сам признавался, что все лучшие идеи его приходят к нему, когда он спит.

Сначала прошли, точно в панораме, уютные и грациозные уголки благословенной Украины: мазаные, беленькие хатенки, окруженные плетнем и тонущие в зелени «садков», традиционная «криница» дорюриковской архитектуры и возле нее традиционная дивчина в запаске и плахте, с коромыслом на левом плече и с правой рукой, художественно упирающейся в бок; вынырнет иногда из-за дальних холмов зеленая острая крыша деревенской колокольни и, убегая назад, уже прячется за синей, туманной, чуть приметной полоской леса; порою особенно громко застучит поезд, пробегая по мосту и под ногами у тебя, глубоко внизу, блеснет узкая извилистая речонка, вся такая чистенькая и кокетливая в зеленых, свежих, опрятных

Так вот, в один из июльских дней, когда почитай что весь город наш высыпал на пляж, и Касьян Терентьевич Подмалина, весьма ответственный работник финотдела, человек тучный, благодушный, оставив на правом берегу жену, детей, служебные занятия, на левом берегу скинул с плеч еще и одежду — и нагой, розовый, счастливый лежал, распростершись под благостными лучами и растирал живот, как бы снимая с него тяготу революционной страды, а его приятель, Василь Васильевич Кок, бывший преподаватель женской гимназии, ныне служащий в Освите по дошкольному воспитанию, весь в желтом канареечном пуху, со втянутым животом, впалой грудью, с бородкой клинушком, совершенно голый, но

Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти все знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.

Литература наша, писал два года тому назад покойный Арцыбашев, совершенно оторвалась от народа и живет сама по себе, своей собственной жизнью, варясь в собственном соку… — Вся печать находится в руках средней интеллигенции, — правой или левой, это безразлично, — витающей в сферах своих вымыслов и партийных идеологий… — Она ревниво и самоуверенно ограждает свое право говорить от лица народа и пренебрежительно отталкивает каждого, кто пытается подать свой голос снизу… Она кричит, ссорится, что-то провозглашает, делает какие-то выводы — и непременно просчитывается во всех своих расчетах… Арцыбашев горячо и настойчиво утверждал, что интеллигенция никогда не слушала, не слушает

Пройдя несколько раз по этой дорожке, я вышел опять к трактиру и остановился против дощатого балагана, у которого верхняя часть построена в виде сквозной галереи; в ней с правой стороны две женские куклы, в обыкновенный человеческий рост, в белых кисейных платьях и с букетами в руках, кружились на одном месте; с левой стороны другие две куклы, небольшого размера, возбуждали беспрерывный смех в толпе любопытных зрителей; одна из них, представляющая лысого старика с красным носом, закидывала назад голову и пила из деревянного стакана, а другая, которую почтенная публика называла экономкою, поминутно нюхала табак.

Уже одному позитивизму его противоречила церковно-религиозная мистика; и все-таки не это оттолкнуло его от церкви: оттолкнуло ее отношение к земной жизни, то, что она не отвергла, как отвергал Христос, мирскую жаждут земных благ, не сказала, как он: раздай имущество, не противься злу насилием, подставь левую щеку ударившему тебя в правую, не суди, не казни… Церковь приняла, подтвердила и даже освятила все мирские понятия и учреждения со всеми их грехами и преступлениями, стала учить повиноваться этим учреждениям; мало того — показала в лице своих представителей, что и сама ценит все мирские блага.

Хорошо помню этот серый деревянный дом с большим старым садом возле Девичьего Поля, дом графа Льва Николаевича Толстого в Хамовническом переулке или, как выражались короче, в Хамовниках, много говорили тогда об этом доме, о его хозяине и о «темных»: так называл и сам Лев Николаевич и все его домашние толстовцев, появлявшихся в хамовническом доме в своих блузах и туфлях, — сапогов, то есть «кожу убитых животных» они не носили, — молча сидевших по углам, смотревших с вызывающим осуждением, людей угрюмых, нелюдимых, страшных на вид, заросших лохматыми бородами и волосами, — их называли еще «дремучими».

Затем, безо всякой связи, он сестру увидел подростком, с новенькой головой, остриженной после тифа, объясняющую ему в диванной сложную систему прикосновений к предметам, которую она выработала, так что жизнь ее превратилась в постоянные хлопоты по сохранению таинственного равновесия между вещами: тронуть стену проходя, скользнуть ладонью левой руки, правой — как бы окуная руки в ощущение предмета, чтобы были чистые, в мире с миром, отражаясь друг в дружке, а впоследствии она интересовалась главным образом женским вопросом, учреждала какие-то женские аптеки и безумно боялась покойников, потому что, как говорила, не верила в Бога.

Он родился от Грома, Коня Рустемова; как буря силен; Как молния летуч; Нет на него ни зноя, ни мороза; Широкий дол, высокий холм Он тенью облака перебегает; Бескрылой птицею по воздуху летит; В стыде павлин сжимает пышный хвост, Когда густую он разбрасывает гриву; Он прыткий лев — когда на круть бежит; Он сильный кит — когда в воде плывет; Ездок, пустив стрелу, своей стрелы скорее На нем домчится до врага; Его ж бегущего быстрейшей Стрелою не догонит враг; Он чудо-конь; но есть в нем и великий Порок: он в руки не дается.

Когда же, вынув из земли гроб и сняв его крышку, увидели тело, в пятнадцать лет едва поврежденное сыростию земли: плоть на лице и волосы на голове целые, равно как и жемчужное ожерелье, шитый платок в левой руке, одежду также шитую серебром и золотом, сапожки, горсть орехов, найденных у закланного младенца в правой руке и с ним положенных в могилу: тогда, в единодушном восторге, жители и пришельцы начали славить сие знамение святости — и за чудом следовали новые чудеса, по свидетельству современников: недужные, с верою и любовию касаясь мощей, исцелялись.

Между ними было много молодых солтысов, которые на основании закона короля Владислава откупились от военной службы и не пошли на войну с казаками, много крестьян, почтенных хозяев, — а у стены, за столом, где сидел сам полковник, имея по правую руку подстаросту Здановского, а по левую — ректора Радоцкого, заняли места: Лентовский, хохоловский солтыс Енджей Койс, Павликовский с Белого Дунайца, трое Новобильских из Бялки и войт Мацей, Зых из Витова, новотаргские горожане, войты и другие видные люди из деревень, а на конце стола сидел Собек Топор, превосходивший всех шириной плеч.

А для того, чтоб не все против всех, не всегда и повсюду Бились, господь указал для каждого место и время, Обуревает их буйная ярость, но в разную пору — 295 Лев не вечно свиреп, скорпион ядовитое жало Взносит не вечно, грозясь, не вечно смертельны укусы Змей, и не вечно дракон, изгибаясь, готовится ранить, Волны морские не вечно шумят, не вечно на сушу Льется солнечный зной; жар меньше от времени года 300 И от земной широты, а море от срока до срока Тоже смиряет валы, и зыбь сменяется гладью.

Янус выводит года под тропический знак Козерога; Месяц Нумы стоит под тяжелой звездой Водолея; Далее, в Марсовы дни, выплывают две парные Рыбы; И наступает апрель под Овном, спасителем Фрикса; 5 Несший Европу Телец рога простирает над маем; Видит июнь, как идут в небесах Близнецы-Диоскуры; Жаркий Рак горит над июльским солнцестояньем; В августе месяце Лев огнем опаляет природу; Дева, в знаке твоем сентябрь наливается Вакхом; 10 Месяц посевов, октябрь, блюдет на Весах равновесье, Зимний велит Скорпион ноябрю проходить торопливо; И завершает черед Стрелец в декабрьские иды.

Здесь был Себех, чтимый в Фаюмэ под видом крокодила, и Тоот, бог луны, изображаемый, как ибис, в городе Хмуну, и солнечный бог Гор, которому в Эдфу был посвящен копчик, и Бает из Бубаса, под видом кошки, Шу, бог воздуха — лев, Пта-Апис, Готор — богиня веселья — корова, Анубис, бог бальзамирования, с головою шакала, и Монту из Гермона, и коптский Мину, и богиня неба Нейт из Саиса, и, наконец, в виде овна, страшный бог, имя которого не произносилось и которого называли Хентиементу, что значит «Живущий на Западе».

И дивное созданье был Зораб: Он родился с улыбкой на устах; Ни от чего и никогда не плакал; рос так чудно, Что в первый месяц уж казался годовым; Трех лет скакал отважно на коне; Шести лет был могуч, как лев; Когда ж ему двенадцать лет свершилось, Никто не мог с ним сладить; ростом был Он великан, и все блистало В нем мужеством и красотою: Глубоко-темные глаза, Румянец пламенный на свежих Щеках, широкие плеча́, крутая грудь, Железно-жилистые руки И ноги крепкие, как кедры.