Цитаты со словом «драгой»

Сіяжъ, что видитъ, другая, котора есть при немъ всегда, ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ драгая.

Сколько раз в раннем детстве убегала сюда вместе с Иоле, сопровождая няню Драгу, в утренние, ранние часы Милица!

Прията Постан драгой, я вся твоя!

Под образом простой ночник из глины Чуть освещал глубокие морщины, Драгой антик, прабабушкин чепец И длинный рот, где зуба два стучало,— Всё в душу страх невольный поселяло.

Гусман}/{Фолет} драгой!

Сей люб тому, иному — тот из нас: Как веселил того, другой другого, Так мы об них беседуем мног час, И помним, что случилось там драгого.

И есть еще манер, как раком еться знаю, Но то для подлости, драгая, оставляю, В нем нежность не живет, ебутся как скоты, Не разбираючи нежнейшей красоты.

О Делия драгая“). (

Право же, y старой Драги душа по… Молодой артиллерийский офицерик, находившийся в палатке вместе с пожилым капитаном, начальником батареи, не договорил начатой фразы и замер на месте.

У нас были здесь моленны, они подобны были раю… У нас звон, был удивленный, удивленный звон подобен грому… В рощах птицы распевали, соловьи нас утешали… О, прекрасный ты наш раю, прелюбезный драгой скит, Нам в тебе уж не живати, святые службы не стояти, Тихие радости не видати… Так вот мне и захотелось посетить эти тихие лесные пустыни, где над светлым озером дремлет мечта народа о взыскуемом невидимом граде, где вьется в дремучих лесах темный Керженец, с умершими и умирающими скитами… Наконец, часа в два, в самый жар, когда даже река, казалось, изнемогала

Одна ты в рощице со мною, На костыли мои склонясь, Стоишь под ивою густою; И ветер сумраков, резвясь, На снежну грудь прохладой дует, Играет локоном власов И ногу стройную рисует Сквозь белоснежный твой покров… То часом полночи глубоким, Пред теремом твоим высоким, Угрюмой зимнею порой, Я жду красавицу драгую — Готовы сани; мрак густой; Всё спит, один лишь я тоскую, Зову часов ленивый бой… И шорох чудится глухой, И вот уж шёпот слышу сладкий,— С крыльца прелестная сошла, Чуть-чуть дыша; идет украдкой, И дева друга обняла.

И он с гордостью вопрошает Анакреона: Зрел ли ты, певец тииский, Как в лугу весной бычка Пляшут девушки российски Под свирелью пастушка; Как, склонясь главами, ходят, Башмачками в лад стучат, Тихо руки, взор поводят И плечами говорят; Как их лентами златыми Чела белые блестят, Под жемчугами драгими Груди нежные дышат; Как сквозь жилки голубые Льется розовая кровь, На ланитах огневые Ямки врезала любовь; Как их брови соболины, Полный искр соколий взгляд, Их усмешка — души львины И сердца орлов разят?

Среди них Мария Ульянова, которая с начала и до конца обороны находилась в доме сержанта Павлова; Валя Пахомова, вынесшая с поля боя более ста раненых; Надя Кольцова, награждённая двумя орденами Красного Знамени; врач Мария Бельямидова, перевязавшая под огнём на передовой позиции не одну сотню бойцов и командиров; Люба Нестеренко, оказавшись в осаждённом гарнизоне старшего лейтенанта Драгана, делала перевязки гвардейцам, даже будучи раненой, она и умерла с бинтом в руках, не закончив перевязку раненому товарищу.

Плачевной музы глас быстряе проницает, Когда она в любви власы свои терзает, Но весь ея восторг свой нежный склад красит Единым только тем, что сердце говорит: Любовник в сих стихах стенанье возвещает, Когда Аврорин всход с любезной быть мешает, Или он, воздохнув, часы свои клянет, В которые в глазах его Ирисы нет, Или жестокости Филисы вспоминает, Или своей драгой свой пламень открывает, Иль, с нею разлучась, представив те красы, Со вздохами твердит, прешедшие часы.

Под образом простой ночник из глины Чуть освещал глубокие морщины, Драгой антик, прабабушкин чепец И длинный рот, где зуба два стучало… В элегии 1822 г., сочиненной в Кишиневе (ее начало — «Наперсница волшебной старины») и состоящей из двадцати шести свободно рифмованных пятистопных ямбов, Пушкин описывает две маски, под которыми Муза посетила его: старой няни (строки 5–12) и молодой прелестницы (строки 18–26): Наперсница волшебной старины, Друг вымыслов игривых и печальных, Тебя

Тут благородную отрасль питомца богов Эзиета, Славу троян, Алкафоя, драгого Анхизова зятя (Дщери его Гипподамии был он супругом счастливым, 430 Дщери, которую в доме отец и почтенная матерь Страстно любили: она красотой, и умом, и делами В сонме подруг между всеми блистала: зато и супругой Избрал ее гражданин благороднейший в Трое пространной), – Мужа сего Девкалида рукой укротил Посидаон, 435 Ясные очи затмив и сковав ему быстрые ноги: Он ни назад

Фарнос Она приятна мне, не меньше я ей мил, Хоть дела не было, хоть скала не всадил: По минам усмотреть ее то мог прелестным, По обхождениям и случаям известным, Какой пылает жар в драгой ея щели, Желала б, чтоб шентю чесали кобели, А я поступками, геройством и дородством Не мог воспламенить огня и благородством, Соперник скалом мнит в ней жар произвести, А пламень воспалить горячестью в шерсти.

Далее заключается превосходный поэтически и ловко выраженный намек на подарок, так неожиданно полученный им от монархини за оду «Фелица»: Блажен и тот, кому царевны Какой бы ни было орды Из теремов своих янтарных И сребророзовых светлиц, Как будто из улусов дальных, Украдкой от придворных лиц За россказни, за растобары, За вирши или за что-нибудь Исподтишка драгие дары И в досканцах червонцы шлют.

Вот я сижу в весенние сумерки у раскрытого окна темной гостиной, и опять он со мной, выражает мою мечту, мою мольбу: «О, Делия драгая, спеши, моя краса, звезда любви златая взошла на небеса…» Вот уже совсем темно, и на весь сад томится и цокает соловей, а он спрашивает: «Слыхали ль вы за рощей в чае ночной певца любви, певца своей печали?»

Рядом с обычными четверостишиями и двустишиями (в александрийском стихе) мы находим строфы из 6 стихов («Рассудок и любовь», «Сраженный рыцарь», – с различным расположением рифм), из 7 стихов («О, Делия драгая», «Делия» – с различным расположением рифм), из 8 стихов («Эвлега», «Воспоминания в Царском Селе», «Осгар», «Романс», «Вода и вино», «К Батюшкову», «Мечтатель» – с несколькими формами расположения рифм) и из 10 стихов («Опытность»).

Бывало, льстивый голосъ свѣта Въ немъ злую храбрость выхвалялъ: Онъ, правда, въ тузъ изъ пистолета 4 Въ пяти саженяхъ попадалъ, И то сказать, что и въ сраженьи Разъ въ настоящемъ упоеньи Онъ отличился, смѣло въ грязь 8 Съ коня Калмыцаго свалясь, Какъ зюзя пьяный, и Французамъ Достался въ плѣнъ: драгой залогъ!

Дл Квл Ш 1 Не пугай нас, умный друг → Дл Квл Ш 5 Пусть унылой жизни чашу → Дл 7–8 Мы же жизнь утратим нашу Вместе с юностью драгой → Дл Квл Ш 15 И толпяся наши тени → Дл Квл Ш 18 И подруги мудрецов → Квл Ш — И подруги мертвецов → Дл В.

Удовольствие мое пременилося в равное негодование с тем, какое ощущаю, ходя в летнее время по таможенной пристани, взирая на корабли, привозящие к нам избытки Америки и драгие ее произращения, как-то: сахар, кофе, краски и другие, не осушившиеся еще от пота, слез и крови, их омывших при их возделании. –

И будет, вслед гремящей славы Направя бодрственно полет, На запад, юг и всток державы Своей ширить предел, но нет Тебе предела ниотколе, В счастливой ты ликуя доле, Где ты яви́шься, там твой трон; Отечество мое, отечество драгое На чреслах пояс сил, в покое, В окрестность ты даешь закон.

Да здравием цветет его семья, Да осенят ее драгие ветви Весь мир земной – а к нам, своим рабам, Да будет он, как прежде, благодатен, И милостив и долготерпелив, Да мудрости его неистощимой Проистекут источники на нас; И царскую на то воздвигнув чашу, Мы молимся тебе, царю небес.

Я ни отчизны драгой не увижу, Я ни Патрокла от смерти не спас, ни другим благородным Не был защитой друзьям, от могучего Гектора падшим: Праздный сижу пред судами; земли бесполезное бремя, 105 Я, которому равного между героев ахейских Нет во брани, хотя на советах и многие лучше.

С того ненавистного, страшного дня И солнце не светит с небес для меня; Забыл о победе и в мышцах нет силы; Брожу одинокий, задумчив, унылый; И меня доселе драгие края Уже не отчизна — могила моя; И мною дорога верблюда забвенна, И дерево амвры, и куща священна.

Блажен и тот, кому царевны Какой бы ни было орды Из теремов своих янтарных И сребро-розовых светлиц, Как будто из улусов дальных, Украдкой от придворных лиц, За россказни, за растабары, За вирши иль за что-нибудь Исподтишка драгие дары И в досканцах червонцы шлют; Блажен!»

В пятницу на заре потоптали они нечестивые полки половецкие И, рассеясь стрелами по полю, помчали красных дев половецких, А с ними и злато, и паволоки, и драгие оксамиты, Ортмами, епанчицами, и кожухами, и разными узорочьями половецкими По болотам и грязным местам начали мосты мостить.

Между хмельнистых лбов и рдяных, Между солдат, между ткачей, Между холопов, бранных, пьяных, Между драгу, между псарей Алешку вижу я стояща, Ливрею синюю спустив, Разить противников грозяща, Скулы имея взор морщлив, Он руки спешно простирает, В висок ударить, в жабр жадает.