Цитаты со словом «владыка»

Это был голос митрополита Филарета, которого дети узнали и, приподняв из травы свои испуганные головенки, оцепенели… И как иначе они увидели самого его, владыку киевского и галицкого, стоявшего для них на страже у косяка своего окошечка и весело любовавшегося, как они обворовывают его сад… Как же приняли эти дурно воспитанные дети такое странное и, может быть, с точки зрения всякого сухого педагога, конечно, очень

Я сказал прежде всего, что вряд ли господь бог не сумеет отличить истинного виновного и что если даже я погублю свою душу, прибегнув к содействию врага человеческого, то не менее погубит и она свою, посылая на это дело меня, ибо убийца даже менее виноват, нежели подкупивший его; далее – что вряд ли и сам владыка ада может оказать какую-либо помощь в таком предприятии, ибо занят он уловлением человеческих душ, а не переписью населения, кто где живет, да к тому же граф Генрих, будучи, по описанию самой Ренаты, святым, конечно, не подвластен силам преисподней и, по воле, может ослепить и отвести взоры слуг Вельзевула; наконец, – что я решительно не знаю путей в тартар, что многое

Да и в самом деле, за сколько бы сот лет мы ни углубились в историю села Покровского, мы всегда находим покровца работающим на кого-нибудь — на большого боярина, на сына боярского, на святую обитель, на господ злых, на владык добрых, на разбойников-приказчиков — и вообще на сотни и сотни разных сортов владык, которые поступали со всеми этими людишками как хотели: продавали их и закладывали, пропивали, проигрывали, забывали их на год, на два, а потом вдруг нагрянывали и требовали сразу все за прошлое да вперед за пять лет… Не мелея и не пересыхая, а, напротив, постоянно увеличивая свои воды, целые столетия лилась в этот уголок река приказов из Москвы, из Питера, из Парижа

Должно спустить на священные воды корабль чернобокий, В море еще не ходивший; потом изберем пятьдесят два Самых отважных меж лучшими здесь молодыми гребцами; Весла к скамьям прикрепив корабельным, пускай соберутся В царских палатах они и поспешно себе на дорогу Вкусный обед приготовят; я всех их к себе приглашаю Так от меня объявите гребцам молодым; а самих вас, Скиптродержавных владык и судей, я прошу в мой пространный Дом, чтоб со мною как следует там угостить иноземца; Всех вас прошу, отказаться не властен никто; позовите Также певца Демодока: дар песней приял от богов он Дивный, чтоб все воспевать, что в его пробуждается сердце».

Финеос брата, с мадиамлянынею блудяща, прободе, и апостол Пётр Симона-волхва молитвою ослепи, и Лев, епископ катанский, Леодора-волхва петрахилью связа и сожже, дондеже Леодор сгоре, а епископ из огня не изыде, а другого волхва Сидора той же епископ молитвою сожже… — Будь ревнитель ко Господу Богу, — воскликнул он в сторону Ивана, — не попусти еретикам хулити имени Христа Бога, помяни Владыки своего Христа человеколюбие, колико ради тебя сотвори: небо, солнце, луну и звёзды, землю, море, источники и реки, и вся движущаяся в них, и яже по воздуху летающая, всё тебе даде и надо всеми царём тебя постави.

Порою он виделся мне мудрым Соломоном, порою совершенно несуразным образом наводил меня на мысль о Зарастро из «Волшебной флейты», каким я видела его в столице… Ах, милая Адельгунда, как я испугалась, когда с первого взгляда признала в Альбане романтического владыку моих грез… Надобно тебе сказать, что Альбан и есть тот редкостный врач, коего Оттмар давно уже привез из столицы как самого близкого своего друга; меж тем тогда, во время непродолжительного визита, он оставался настолько мне безразличен, что я после не могла даже припомнить его наружности… Однако ж, когда он воротился, призванный для моего лечения, я не умела отдать себе отчета

Чиновники вдруг постигли дух его и характер, и все, что ни было под его начальством, сделалось страшными гонителями неправды…» И все, конечно, быстро затянулось прежним налетом, как затягивается крыловское болото, в которое шлепнулся с неба владыка-чурбан… Если бы сюда прибавить еще преследование этой добродетельной шайкой тех немногих людей, которые действительно пытались бороться за закон и правду, то перед нами была бы схема, пригодная, пожалуй, и для нынешних дней… Но автору было почему-то недостаточно этой умеренно плутовской истории для характеристики своего героя, и он привлекает еще историю с каким-то наследством; для нее требуются уже

Иоанна Будь в счастье человек, как был в несчастье; На высоте величия земного Не позабудь, что значит друг в беде; То испытал ты в горьком униженье; К беднейшему в народе правосудным И милостивым будь: из бедной кущи Тебе извел спасительницу бог… Вся Франция твою признает власть; Ты праотцем владык великих будешь; Потомки от тебя своею славой Затмят твоих предшественников славу; И род твой будет цвесть, доколь любовь Он сохранит к себе в душе народа; Лишь гордостью погибнуть может он; И в низкой хижине, откуда ныне* Спаситель вышел твой, таится грозно Для правнуков виновных истребленье.

Когда же снял шестую он печать, Взглянул я вновь, и вот - до оснований Потрясся мир, и солнце стало мрачно, Как вретище, и лик луны -как кровь; И звезды устремились вниз, как в бурю Незрелый плод смоковницы, и небо Свилось, как свиток хартии, и горы, Колеблясь, с места двинулись; и все Цари земли, вельможи и владыки, Богатые и сильные, рабы И вольные - все скрылися в пещеры, В ущелья гор, и говорят горам И камням их: «Падите и сокройте Нас от лица сидящего во славе И гнева Агнца: ибо настает Великий день его всесильной кары!»

И насилу его высокопреосвященство добились, что он повинился: «Виноват, – говорит, – в одном, что сам, слабость душевную имея и от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии за без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших молюсь…» Ну, тут владыко и поняли, что то за тени пред ним в видении, как тощие гуси, плыли, и не восхотели радовать тех демонов, что впереди их спешили с губительством, и благословили попика: «Ступай, – изволили сказать, – и к тому не согрешай, а за кого молился – молись», – и опять его на место отправили.

Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: 390 «Подлинно, слишком уж ты недоверчив, мой добрый хозяин, Если и клятва моя не вселяет в тебя убежденья; Можем, однако, мы сделать с тобой уговор, и пускай нам Будут обоим поруками боги, владыки Олимпа: Если домой возвратится, как я говорю, господин твой – 395 Дав мне хитон и хламиду, меня ты в Дулихий, который Сердцем так жажду увидеть, отсюда отправишь; когда же, Мне вопреки, господин твой домой не воротится – всех ты Слуг соберешь и с утеса низвергнешь меня, чтоб вперед вам Басен нелепых не смели рассказывать здесь побродяги».

И так далее, и «в коем уде кiм бес живет, где пребывает и как страсть воздвизает», и «как оные духи входят овогда чувственне некако, а овогда – же входят и исходят чувственне некако», и «како противу им человеку подобает нудитеся…» И все эти науки мы превзошли и знания получили; но кроме того владыка и сам меня призывал и почасту учил меня по-латыни, и я – право, такой понятный хлопец был, что мы не только какого-нибудь там Корнелия Непота переводили, а еще, бывало, сам он читал мне свои переводы, которые делал из Овидия!

О поднебесное знамя, ты вьёшься и шипишь, как змея, Тебя не достать, ты лишь символ, но за тебя проливается кровь, тебе отдают жизнь и смерть, Я люблю тебя, люблю, я так люблю тебя, Ты усыпано звёздами ночи, но ведёшь за собою день, Бесценное, я гляжу на тебя, ты над всеми, ты всех зовёшь (державный владыка всех), о знамя и флаг, И я покидаю всё, я иду за тобой, я не вижу ни домов, ни машин, Я жижу лишь тебя, о воинственный флаг!

Нет никакого сомнения, что этот монах, один восставший на весь христианский мир, заблуждается… Вот почему я решил отдать всю мою власть… и тело мое, и кровь, и жизнь, и душу на защиту веры», — это говорил на первой Диэте, великом собрании всех членов государственных, созванном в Вормсе, в январе 1521 года, тихий мертвенький мальчик, старичок двадцатилетний, владыка полумира, только что выбранный император Священной Римской Империи, Карл V. В самый канун Диэты, 3 января, папской буллой Decret Romanum pontificem Лютер был отлучен от Церкви окончательно и предан анафеме.

Поверь, себе в угоду Не просим мы, чтоб ты перевернул природу И обратил дворцы земные в прах и тлен, Чтоб ты сполна отмстил ученым и богатым И наши пригоршни чужим наполнил златом, — Нет, мы не требуем подобных перемен; Нет, лишь одну мольбу мы обращаем к небу: Смири сердца владык, о Господи, потребуй От них внимания хоть небольшого к нам, Пусть низойдут до нас они по доброй воле, — Ведь если червь точить фундамент станет доле, То, всех и вся губя, на землю рухнет храм.

В сердце Андрея, из глуби сознанья, Мало-помалу взросли очертанья, И выступали чудесны, велики Словом Прасковьи рожденные лики Мучениц славных, церковных святителей, Светских владык и святых небожителей… «Каждому делу, господь так велит, Тот или этот святой предстоит: Пчел сохранить — так Зосиме молиться, Флором и Лавром конь-лошадь хранится; Трифон от тли и от червя спасает; Воин Иван — воровство открывает; Все то, что криво, да полно изъяну, Все то, что слепо, — Козыре и Демьяну; Браки несчастные, семью разбитую Ведают издавна Кирик с Уллитою; Пьяных, загубленных

Луна подобна диску Из серебра над темным небосклоном; Меркурий яркий близко Горит огнем зеленым; Венера нежный свет дарит влюбленным; А дальше — Марс кровавый, Бог ярости, недоброе светило, И, окруженный славой, Юпитер величавый, — Владыка, чья корона всех затмила; Над ними, в золотистом, Сверкающем широком ореоле, Как божий нимб лучистом, Сатурн алмазом истым Льет ясный свет на горы, дол и поле… Любуясь бездной синей И видя в ней полет созвездий плавный, Я плачу над рабыней Убогой и бесправной — Людской душой, попавшей в плен бесславный.

Этот Pим, в то время, Когда меня моя судьба постигла, Принесши все Молоху государство На жертву и все частные земные Разрушив блага, чтоб на них построить Публичного безжизненного блага Темницу, – этот Рим, в то время Владыка всех, рабом был одного, И вся вселенная на разграбленье Была ругательное предана Лишь только для того, чтоб кесарь мог Роскошничать в палатах золотых, Чтоб чернь всегда имела хлеб и игры… А между тем в ничтожном Вифлееме Был в ясли положен младенец… Рим О нем не ведал.

Он принял все условия, и написали грамоту следующего содержания: «Честный Король Польский и Князь Великий Литовский заключил дружественный союз с нареченным Владыкою Феофилом, с Посадниками, Тысячскими Новогородскими, с Боярами, людьми Житыми, купцами и со всем Великим Новымгородом; а для договора были в Литве Посадник Афанасий Евстафиевич, Посадник Димитрий Исакович (Борецкий)… от людей Житых Панфил Селифонтович, Кирилл Иванович… Ведать тебе, честному Королю, Великий Новгород по сей крестной грамоте и держать на Городище своего Наместника Греческой Веры, вместе с Дворецким и Тиуном, коим иметь

Впрочем, по приказу отца она могла бы выйти замуж и за дьячка, если бы так приказал владыка, чего, конечно, со стороны владыки не могло бы быть, а если бы было, так разве наказанием для отца за его прегрешения… Она раньше никак не могла себе представить, чтобы она вышла замуж за простого священника, каким был муж ее сестры, которого она недолюбливала за форсистость; ей непременно хотелось мужа с камилавкой и наперсным крестом, о чем ей твердили раньше отец и мать.

И пришел я сказать вам, что такая жизнь доступна и вам, что если вы послушаетесь моих слов и станете жить тою жизнью, которой я буду учить вас, то вот вы, например, (владыка опять показал на того же ночлежника) из желто-зеленого превратитесь в румяного, из слабого в сильного, из больного в здорового, из неспособного в умного, а тогда само собой будет у вас и хороший дом, и деньги, потому что умный и здоровый человек извернется из каких угодно тяжелых затруднений.

Ты для меня как светлое лето; в сильнейшем Блеске своем оно иногда себя покрывает Огненно-грозным венцом громовых облаков и владыкой, Истинным богом земли нам является; точно таков ты Кажешься мне, когда, на меня прогневан бывая, Грозно сверкаешь, гремишь и очами и словом; и в этом, Милый, твоя красота, хотя и случится порою Мне, безрассудной, плакать; но слушай, друг мой: воздержен Будь на водах от гневного слова со мною; единым Словом таким меня передашь ты в волю подводных Сродников; мстя за

Ты непреложно и неизменно был человек, Сам был архиерей и Сам передал нам священнодейство сея служебныя и бескровные жертвы, как Владыка всех, – ибо Ты один, Боже, владычествуешь и небесными, и земными, – носимый херувимски на престоле, Господь серафимов и Царь Израилев, Единый Свят и во святых почивающий, то молю Тебя, Единаго Благаго, воззри на меня, грешнаго и непотребнаго раба Твоего, очисти мою душу и сердце от совести лукавыя и удовли меня, облеченнаго благодатью священства, удовли меня силою Твоего Святаго Духа предстать Святой

Посоветовавшись с другими, я отвечал как можно громче, чтобы слышали наши воины: – Ступай к Твале, пославшему тебя, и скажи ему, что мы, то есть Игноси, законный владыка кукуанцев, Инкубу, Богван и Макумацан, мудрые жители звезд, потушившие солнце, Инфадус, вожди и воины и весь собравшийся здесь народ, велим сказать ему в ответ: «Мы ни за что не сдадимся, и прежде, чем зайдет солнце, обезглавленный труп Твалы простынет у его порога, а Игноси, отца которого он убил, воцарится на его месте».

Вот почему прочие занятия мы считаем низменными, рабскими, недостойными свободного человека, а врачебное и гимнастическое искусства по справедливости признаем владыками над ними. b Когда я говорю, что то же самое верно и для души, ты, как мне кажется, меня понимаешь и соглашаешься, словно бы убедившись, что я говорю дело, но спустя немного вдруг заявляешь, что были честные и достойные граждане в Афинах, а когда я спрашиваю, кто же они, и ты называешь людей весьма сведущих, по твоему мнению, в государственных

Я вижу людей в их маршах и в их контр-маршах, спешат и спешат миллионы, Я вижу, что все рубежи и границы аристократий старинных разрушены, Я вижу – межи Европейских владык все стерты, Я вижу, что в этот день Народ начинает свои рубежи означать (все другие долой), Доныне еще никогда столь острых вопросов не ставили, Никогда еще не был простой человек, и дух его, более силен, и более богоподобен, Чу, как он нудит, торопит, не оставляя массы в покое!

Но в тихий полуночный час, При легком шорохе шагов, Послышался речей приятный шорох; По имени Рустема кто-то назвал; Без шума отворилась дверь, И факелов душистых Сияньем спальня озарилась; Рустем открыл глаза: Темина, дочь царя, владыки Семенгама, Блистая золотом и жемчугами, Стояла перед ним, Прекрасная как дева рая; За ней, держа в руках Светильники, стояли Ее рабыни молодые; Краса живая легкой Пери С краснеющей стыдливостию девы Сливались на ее лице, Где лилий белизну Животворил прекрасный пурпур розы.

Но в искупленье темных дел 30 Ты миру завещал один урок великий: Да вразумятся им народы и владыки И всякий, кто б тебе соревновать хотел; – Лишь там, лишь в той семье народной, Где с властью высшею живая связь слышна 35 И где она закреплена Взаимной верою и совестью свободной, Где святы все ее условья И ей народ одушевлен – Стоит ли у престола он 40 Иль бодрствует у изголовья Одра, где царский сын лежал, И весь народ еще недавно

Исключите из этого громадного числа десятки и даже сотни тысяч попавших в эмигрантский поток уже совсем несознательно, совсем случайно; исключите тех, которые, будучи противниками (вернее, соперниками) нынешних владык России, суть, однако, их кровные братья; исключите их пособников, в нашей среде пребывающих лишь с целью позорить нас перед лицом чужеземцев и разлагать нас: останется все-таки нечто такое, что даже одной своей численностью говорит о страшной важности событий, русскую эмиграцию создавших, и дает полное право пользоваться высоким языком.

Сам наездник, наверно, этого не прочтет, а если и прочтет, то неужели французик, писавший «correspondence», газета, ее поместившая у себя, и редакция газеты, неужели ж все они до того глупы, чтоб не разобрать, что владыке вовсе не нужна слава первого наездника во Франции, что он под старость вовсе и не рассчитывает на эту славу и, конечно, не поверит, если его будут уверять, что он самый ловкий наездник из всей Франции; говорят, он человек чрезвычайно умный.