Цитаты со словом «болтун»

Вода заговаривала чуть ли не сразу за тем, как Аква выслушивала чей-либо рассказ или присутствовала при нем (даже не к ней обращенном), – горячо и внятно, словно говорил человек с быстрой и выразительной речью, – очень самобытные не то чужеземные фразовые интонации, навязчивая скороговорка болтуна на отвратительной вечеринке, или перелив монолога в нудной пьесе, или ласковый голос Вана, или услышанные на лекции обрывки стихов, отрок милый, отрок нежный, не стыдись, навек ты мой, и в особенности более плавные и более flou итальянские строфы, к примеру та песенка, которую повторял, выстукивая коленки и выворачивая веки, полурусский-полурехнувшийся старенький доктор, док, чок, песенка, пасынка, ballatetta, deboletta… tu,

Мелким, слепленным, скорей женским почерком, не вязавшимся с мужественной рукой, писал Бакунин, отбрасывая нумерованные Дубельтом листы, о молодости, Берлине, о Вейтлинге, Швейцарии, Гервеге, Париже, благородных увриерах, упомянул о друге Рейхеле, мельком описал поляков, обругал болтуном графа Ледуховского, изругал немцев, рассмеялся и от души, и для Николая над европейской демократией, не утаил ничего, что без того знали Орлов и царь, описал восстание в Дрездене, баррикады, своё желание зажечь мировую, всесокрушающую революцию с богемским началом, много писал, перечёркивая лишь так, чтоб могли разобрать Орлов и Дубельт.

Там, ежели сказать тебе, не соврать, такая девица, как ты, Варя… Не хотела Варвара слушать этого болтуна, да почти и не могла слушать его, так она была поглощена своим оскорблением, возбуждена гневом, ощущением одиночества и глубоким состраданием к отцу… Но болтун болтал, не переставая, расписывал ей Питер такими великолепными красками, какие только приходили ему на ум, и в воображении Варвары невольно стало вырисовываться какое-то удивительное, заманчивое место, где она может найти и покой и довольство и благодаря которому может даже отомстить.

Таким умницей и в то же время жизнерадостным, любознательным, увлекающимся и влюблённым в Москву, в друзей и в жену Катиньку, в сына Никитиньку, в книжную лавку, в поэзию и вообще в жизнь, а на досуге и немножко болтуном и душой общества рисуется Михаил Никитич в своём путевом дневнике, написанном в форме писем к жене, листочки которого собраны её или его рукой, переплетены в красный сафьян с золотым тиснением на корешке и озаглавлены «Московский журнал».

Не делай сам сплетней и не клевещи ни на кого, но слушай терпеливо все сплетни и клеветы; извещай о сплетнях намеками, всегда скрывая имена; забавляй выдумками и никогда не прислуживайся правдою; хвали все чужое и порицай все свое; называй всех болтунов умными, всех чиновников деловыми и трудолюбивыми, всех судей честными, всех богачей благодетельными, всех пожилых дам добрыми, всех молодых женщин и девиц красавицами, всех детей амурами и гениями.

Умѣлъ онъ весело поспорить, Остро и тупо отвѣчать, Порой расчетливо смолчать, 12 Порой расчетливо повздорить, Друзей поссорить молодыхъ И на барьеръ поставить ихъ, 5–8Весьма вероятно, что эти строки — слабое эхо того, что наш поэт намеревался, но не высказал в адрес Федора Толстого, против которого был настроен в течение шести лет, обвиняя этого пошлого болтуна и повесу в распространении сплетен о нем (см.

Другая – в заднице, – прошу прощенья, — Назначенная для оповещенья О тысяче вновь изданных томов, О пачкотне продажных болтунов, О насекомых нашего Парнаса, Блистающих в теченье получаса, Чтобы мгновенно превратиться в прах, О ворохах бумаги истребленной, В коллегиях навек похороненной, О всех бездарностях, о дураках, О гнусных и тупых клеветниках, О Саватье, орудии подлога, Который рад оклеветать и бога, О лицемерной шайке пустомель, Зовущихся Гийон, Фрерон, Бомель.

В первые дни знакомства Каштанка думала, что он говорит много потому, что очень умен, но прошло немного времени, и она потеряла к нему всякое уважение; когда он подходил к ней со своими длинными речами, она уж не виляла хвостом, а третировала его, как надоедливого болтуна, который не дает никому спать, и без всякой церемонии отвечала ему: «рррр»… Федор же Тимофеич был иного рода господин.

Поэты, действительно заслуживавшие это прекрасное звание, которым пресса и академии награждали болтунов, жадных до денег и тщеславия, — поэты, презрев и бесстыдную риторику, и рабский реализм, грызущий кору вещей, но неспособный проникнуть в их суть, погрузились в мистическое созерцание, укрылись как бы в самой сердцевине своей души, куда мир мыслей и форм вливался подобно потоку, спадающему в озеро, и окрашивался всеми оттенками их внутренней жизни.

Победоносцев, – любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта, может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи <…> В массе читателей – большею частью праздных – господствуют, наряду с некоторыми добрыми, жалкие и низкие инстинкты праздного развлечения, и

По словам цензора, «разрушительные начала движения в народ не изглаживаются самоубийством Нежданова (скорее смывающим с него неосторожный факт опьянения) и карою, поразившею Маркелова, — эти начала коренятся в упорстве Соломина, устроившего на артельных началах завод в Перми, в неограниченной преданности этому делу Марианны, в чрезвычайной скрытности соучастницы Машуриной, избегающей проговориться перед болтуном Паклиным, в злой насмешке над Сипягиным — чиновником-охранителем законов и власти».

Жанен — болтун; чрезвычайный успех его основан на легкости и на отсутствии всяких твердых и глубоких нравственных начал в обществе, для которого он болтает нынче совсем не то, что болтал вчера, а завтра будет болтать совершенно противное тому, что болтал вчера; но Жанен все-таки болтун остроумный, и при другом обществе он мог бы сделать из своего таланта лучшее, благороднейшее употребление.

Обыкновенно графини начинали понемножку ее мучить, сперва начинали смеяться над ее молчанием, ее туалетом, потом каждое ее слово служило поводом к комментариям; если она осмеливалась взять книгу, то говорили ей, что она капризничает; если она принималась за рукоделье, то хулили ее работу; если она молчала, у нее спрашивали, не ссохлись ли ее губы; если она начинала говорить, то называли ее болтуньею.

Арестанты легковерны, как дети; сами знают, что известие – вздор, что принес его известный болтун и «нелепый» человек – арестант Квасов, которому уже давно положили не верить и который что ни слово, то врет, – а между тем все схватываются за известие, судят, рядят, сами себя тешат, а кончится тем, что сами на себя рассердятся, самим за себя стыдно станет, что поверили Квасову. –

О Вогюэ Толстой писал еще в Дневнике 22 ноября 1889 г., имея в виду вышеупомянутую его статью, отрывок из которой он привел в VI главе трактата: «Статья Вогюэ о выставке и о войне – надо выписать: оставим, мол, болтунов толковать о том, что благо человечество достигнет наукой, трудом, общением и наступит золотой век, который, если бы наступил, то был бы мерзостью.

Впрочем, ради дочери прощалось многое отцу, и мир у них держался до тех пор, покуда не приехали гостить к генералу родственницы, графиня Болдырева и княжна Юзякииа: одна — вдова, другая — старая девка, обе фрейлины прежних времен, обе болтуньи, обе сплетницы, не весьма обворожительные любезностью своей, но, однако же, имевшие значительные связи в Петербурге, и перед которыми генерал немножко даже подличал.

Мне кажется, я, наконец, узнала это чувство, к которому все бывшие подруги мои, исключая тебя, считали меня неспособной; помнишь ли, как все они влюблялись, кто в учителей, кто в сына доброй содержательницы нашего пансиона, мадам Декруа, тогда как я была постоянно равнодушна и к застенчивому математику, и к болтуну историку, и к красивому, белокурому, но невыразимо глупому Жоржуe.

Старый болтун Ни крошки правды не тая, Скажу вам я: Бог им судья, Всем этим с самого начала Доволен мало… Вот дочь моя, Такое милое дитя, Каких еще и не бывало, И счет она уж потеряла Тем, что рвались ко мне в зятья: Нужна ей книжка, чтоб, следя Стих в стих, она все понимала, — И нет!

И вся его истощенная фигурка, жаждущая отличиться, горбится больно, и он идет к столу, отыскивает клочок бумажки и с каким-то отчаянием своим красивым почерком выводит подпись с завитушками: «генерал-лейтенант, генерал от инфантерии, наказный атаман Войска Донского, генералиссимус Дмитрий — Прометей Мирский…» В душе Саши произошел резкий перелом: из болтуна превратился он в замкнутого и скрытного.

Вы воображаете, что во мне все наполовину притворно, потому что я художник; что я не способен не только ни на какое дело, – в этом вы, вероятно, правы, – но даже ни к какому истинному, глубокому чувству: что я и плакать-то искренно не могу, что я болтун и сплетник, – и все потому, что я художник.

Несмотря на наши заявления, что нам никакого проводника не надо, болтун не переставал передавать нам о знатных путешественниках, которым он служил проводником, и при этом пояснял и нам, что вот эта дорога подымается в гору и что скоро на ней будет площадка, где можно дать вздохнуть лошадям и выйти из коляски, если угодно.

К тому же ему было непонятно, что заставило его, человека рассудительного, послушаться какого-то случайного болтуна, вместо того чтобы неукоснительно следовать педантически-точным указаниям, которые послал ему его друг, Александр Петрович Кукольников (в этих местах известный как Аль Кук), приглашая его провести лето в своем большом и гостеприимном деревенском доме.

Такое перерождение для него было бы возможно только тогда, если б он был обыкновенный болтун и фразер, который повторяет чужие слова, не понимая их, наклепывает на себя чувства, восторги и страдания, которых никогда не испытывал; но молодой Адуев, к его несчастию, часто бывал слишком искренен в своих заблуждениях и нелепостях.

Он — знамя теперь и глава «Задопятовской» школы: и критик, укрывшийся под псевдонимами «Сеятель», «Буревестник», писал, что: «Никита Никитович — лев, окруженный прекрасною гривой седин», перефразируя стиль и язык «задопятовской» мысли, и — кстати заметить: о сотоварище, друге всей жизни, профессор Коробкин однажды совсем неуместно сказал, что он — «старый индюк и болтун».

Я, милая маменька, хотел только объяснить вам, что желал бы представить на ваше благоусмотрение… — Пожалуйста, не забрасывай меня словами… я и без того от твоего крика оглохла… С тех пор как ты побывал у этих проклятых Табуркиных, ты сделался совсем другой: из скромного и молчаливого стал самонадеянным и болтуном!

Кроме того, вмешивались изредка два болтуна: один, с добродушнейшею рожей и окладистою русою бородой, Храпков, всё приговаривавший: «друг ты мой любезный», и другой маленький, с птичьею рожицей, Жидков, тоже приговаривавший ко всему: «выходит, братцы мои», обращавшийся ко всем и говоривший складно, но ни к селу, ни к городу.

И, клянусь Кастором, такой философ нашего времени, как Ямблих, стоит болтуна Цицерона, такой историк, как Аммиан Марцеллин, не ниже Тацита, такого математика, как Папп Александрийский, не имела древность ни Греции, ни Рима, и за одну «Моселлу» нашего Авсония я отдам всего Лукана с Силием Италиком в придачу!

Он также не мог уяснить, что понудило его - разумного человека - послушаться случайно подвернувшегося болтуна вместо того, чтобы твердо следовать педантично точным указаниям, которые друг его, Александр Петрович Кукольников (известный здесь как Ал Кук), прислал ему вместе с приглашением провести лето в его большом и гостеприимном поместье.

И какой ты болтун, Алеша… — А господь его знает, совсем и не разберешь, как он решил; а я вовсе не болтун, я дело говорю: он даже и не решал, а только на все мои рассуждения улыбался, но такой улыбкой, как будто ему жалко меня.

Николай Иванович, не раз удивлявшийся, что его зять отлично идет по службе и вообще преуспевает, все-таки удивился, что такого глупого болтуна берут в компаньоны, и снова повторил: — В другой раз поговорим… В другой раз… А теперь… Его превосходительство с удовольствием прибавил бы «убирайся к черту!»,