Цитаты со словом «аналог»

Вот почему непосредственным влиянием одних народов на другие, прежде всего, можно и должно объяснить сходные черты и аналогии в культурах различных рас и племен, действовавших в эпохи ранней древности.

Тем не менее данные археологии остались неопровергнуты; вновь открытые, древнейшие европейские памятники все же свидетельствовали, что замеченные историками аналогии в эгейской и вавилонской культуре никак не следствие подражаний Запада Востоку.

На все эти вопросы есть, по-видимому, только один правдоподобный и приемлемый для науки ответ: аналогии в культурах Эгейи и Египта должно объяснить не влиянием одного народа на другой, а общностью происхождения этих культур.

Согласно с этим опять заработали биржи и парламенты, напряженная умственная жизнь возродилась в университетах и в различных научных институтах, опять встали перед людьми все тягостные вопросы современности, в том числе вопрос об организации труда; и строение общества, сходное с тем, какое мы наблюдаем в наше время, привело к тем же решениям этого вопроса, какие предлагаются и современными нам теоретиками… Впрочем, аналогию эту не должно проводить слишком далеко, так как мы видим, что во многих отношениях эпоха, изображенная в романе, резко отличается от нашей современности, что многое в ней организовано на иных началах и что к разрешению многих задач она подходит по иным путям, нежели мы.

Аристотель-эстетик столько же вращается в круге медицинских, сколько сакраментальных представлений; он хочет сказать независимое от той и другой области слово, быть только эстетиком и психологом; из той и другой области он почерпает лишь аналогии , — но для этой цели он равно и нераздельно пользуется обеими, по той простой причине, что они, в особенности поскольку дело шло о психиатрических моментах катарсиса, вовсе не были разделены: недаром наш философ, в своей «Политике», предписывает, как средство душевной гигиены общества, «катартические» (в религиозном смысле) песнопения (kathartika mele).

Известно, что основным элементом русского стиха являются стопы, то есть определенные сочетания ударных и неударных слогов; эти стопы, по аналогии со стопами античного (метрического) стихосложения, носят традиционные названия: ямб, хорей, пиррихий, спондей (двухсложные стопы), дактиль, анапест, амфибрахий, трибрахий, молосс, бакхий, амфимакр, антибакхий (трехсложные стопы), диямб, дихорей, дипиррихий, диспондей, антиспаст, хориямб, ионические стопы восходящая и нисходящая, пеоны 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, эпитриты 1-й, 2-й, 3-й, 4-й (четырехсложные стопы), дохмий (пятисложная стопа).

Не надобно думать, что одни великие предметы могут воспламенять стихотворца и служить доказательством дарований его: напротив, истинный поэт находит в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону: его дело наводить на все живые краски, ко всему привязывать остроумную мысль, нежное чувство или обыкновенную мысль, обыкновенное чувство украшать выражением, показывать оттенки, которые укрываются от глаз других людей, находить неприметные аналогии, сходства, играть идеями и, подобно Юпитеру (как сказал об нем мудрец Эзоп), иногда малое делать великим, иногда великое делать малым.

Но для этого недостаточно указать только на присутствие в том или другом предмете тройственности вместе с единством, как это обыкновенно делали богословы, стоявшие на точке зрения механического мышления, причем, разумеется, такими совершенно внешними аналогиями только оттенялась предполагаемая непостижимость этой истины, – для настоящей аналогии необходимо, чтобы триединство являлось как внутренний закон самой жизни существа, необходимо, во-первых, чтобы триединство имело существенное значение для этого предмета, было его существенной формой, а не внешним случайным признаком.

Совершенно ошибочно Ляцкий – со свойственной многим страстью к навигационным аналогиям – сравнивает ссыльного Чернышевского с человеком, «глядящим с пустынного берега на плывущий мимо гигантский корабль (корабль Маркса), идущий открывать новые земли»; выражение, особенно неудачное ввиду того, что сам Чернышевский, словно предчувствуя аналогию и заранее опровергая ее, говорил о «Капитале» (посланном ему в 1872 году): «Просмотрел, да не читал, а отрывал листик за листиком, делал из них кораблики (разрядка моя) и пускал по Вилюю».

Милена Вагнер отмечает, что “в них Маринетти утверждает радикальные изменения в принципе построения литературного текста – “разрушение общепринятого синтаксиса”; “употребление глагола в неопределенном наклонении” с целью передачи смысла непрерывности жизни и упругости интуиции; уничтожение качественных прилагательных, наречий, знаков препинания, опущение союзов, введение в литературу “восприятия по аналогии” и “максимума беспорядка” – словом, все, направленное к лаконичности и увеличению “быстроты стиля”, чтобы создать “живой стиль, который создается сам по себе, без бессмысленных пауз, выраженных запятыми и точками”.

Об этом же Гоголь впоследствии открыто заговорит в «Переписке с друзьями»: «Разорить полдеревни или пол-уезда затем, чтобы доставить хлеб столяру Гамбсу, есть вывод, который мог образоваться только в пустой голове эконома XIX века…» Мотив «цивилизованного» петербургского севера лег и в основу повести Гоголя «Нос», где комическое попадание носа майора Ковалева в хлеб цирюльнику Ивану Яковлевичу выступает своеобразным аналогом той цены, в какую обходится герою повести его «просвещенная» жизнь в северной европеизированной столице.

Несмотря на большую учебную нагрузку, Люишем к этому времени одолел и Батлеровскую «Аналогию» и некоторые другие книги; он возражал, сомневался, в ночной тиши взывал к богу, моля его о «вере» — «вере», которую следовало даровать немедленно, если небо ценит преданность мистера Люишема, и которая тем не менее так и не была дарована… Теперь свою судьбу на этом свете он не представлял себе больше в виде длинного ряда экзаменов, ведущего к далекой адвокатуре и политической

По посещению Перфильевых и непосредственно после них Истомина письмо имеет аналогию с письмом от 8 октября 1880 г., где Толстой их соседство уже не поясняет; 2) слов письма: «остановился у Машиньки», соответствующих письму от 7 октября 1880 г., в котором Толстой писал: «потом поехал в Соколовы номера и остановился в Машинькином»; 3) связи этих слов: («остановился у Машиньки») с фразой письма Толстого от 28 августа: «Стою у Соколова, но Перфильевы зовут

Устами великих учителей я посвящу мою Адель в таинство науки; с верою и любовию мы будем вместе изучать природу от Пифагоровой монады до чудного, совершеннейшего творения — человека, наблюдая все ее удивительные аналогии; — потом я поведу ее в другой великий мир, мир истории, и расскажу ей жизнь человеческого рода по предвечным законам от первого пробуждения умственных способностей в существе географическом до полета Шлёцера, Наполеона, Шеллинга… до идеала, дарованного богочеловеком.

Но гордая уверенность в своей правоте заставила ее отвергнуть всякую аналогию этого поступка с тем, что она клеймила как позор, и Моника возбужденно продолжала говорить: — Все благословения нунциев и папы не помешают маркизу д'Энтрайгу, женившись на миллионах Мишель, быть тем, что Понетта сказала про Меркера, и тем, что мы думаем о Бардино… И Жинетта при своей ловкости отлично удит рыбку в мутной воде, охотясь за мужьями.

И о чем бы ни заводил речь автор «Дневника» – будь то общество покровительства животным или литературные типы, замученный солдат или добрая няня, кукольное поведение дипломатов или игривые манеры адвокатов, кровавая реальность террористических действий или утопические мечтания о «золотом веке», – его мысль всегда обогащает текущие факты глубинными ассоциациями и аналогиями, включает их в главные направления развития культуры и цивилизации, истории и идеологии, общественных противоречий и идейных разногласий.

Но тут в другое ухо желание как можно дольше уклоняться от настоящего предмета речи, чтобы наговорить как можно больше не идущего к делу, подшепнуло нам другой совет: «из трех царств природы, минерального, растительного и животного, вы пока ничего не говорите о том, которое одно могло бы представлять примеры хотя некоторой аналогии с человеческою жизнью, о жизни муравьев, пчел, бобров, — не говорите ничего о царстве животных».

При этом за современный тип вида мы принимаем не первую описанную особь (решительно отвергаем этот номенклатурный софизм, вводящий в науку элементы собственности, случайности и мальчишеского первенства), а ту форму, которая либо представляет собой явный центр в вариационных пределах вида, либо (в случае сильного искажения данного видового круга) может быть только определена по аналогии с поведением других видовых пунктов в окружности рода, контролирующего каждый из них.

Ведь только вступая в общение с искусством других народов, искусство любой страны приобретает ту отдельную, индивидуальную жизнь, которую мы подразумеваем, говоря о его национальной особенности, и точно так же, по занятной аналогии, лишь выявляя во все большей степени собственную личность, критик может интерпретировать личность и произведения других, и чем сильнее сказывается в интерпретации его индивидуальность, тем интерпретация становится достовернее, и полнее, и убедительнее, и правдивее.

И все же я верю, что мой читатель, который уже хмурит чело над этими строками (забывши, впрочем, о завтраке, и на этом спасибо), согласится со мной, что ничего нет прекраснее одинокой мысли; а одинокая мысль обязана влачиться или – прибегнем к аналогии менее древней – нестись, скажем, в послушной, на славу уравновешенной греческой машине, проявляющей свой покладистый нрав и верное чувство дороги на каждом повороте альпийского шоссе.

Все зачеркнутые строки сами по себе не имеют прямой аналогии в романе Гончарова, но если допустить, что они связаны с первоначальным замыслом Тургенева усугубить нравственную трагедию Лизы противоречием между ее строгими нравственными принципами и ее беззащитностью перед натиском подлинной страсти, то можно найти сходство в любовных ситуациях, послуживших предметом объяснений между Лизой и Марфой Тимофеевной в «Дворянском гнезде» и между Верой и бабушкой в «Обрыве».

Я хочу узнать жизнь, какъ я ее сознаю въ себѣ (совершенно исключительно, какъ я ничего другого не знаю), и для этаго я наблюдаю то, что мнѣ совершенно чуждо, то, что не имѣетъ главнаго свойства моей жизни – сознанія разума, а только имѣетъ такое далекое подобіе съ моей жизнью, что я только по очень неточной аналогіи могу назвать и то жизнью.

А если наш век не представляет исключения, что мы не имеем никакого права предполагать, не нужно иметь большой смелости ума, чтобы сделать заключение по аналогии, что среди знаний, притягивающих к себе главным образом внимание ученых нашего века, знаний, считающихся наукой, находятся, конечно, и такие, которые будут иметь для наших потомков ту же ценность, какую имеет для нас риторика древних и схоластика средневековья.

Веницейской жизни мрачной и бесплодной…» (портреты, знаменитое венецианское стекло, картины о добродетельной Сусанне, оклеветанной старцами) с изображением праздничной смерти средиземноморской культуры и мысленной аналогией с гибелью русской культуры: Сатурново кольцо – символ смертоносного времени, рядом с розой – склянка с ядом, носилки – из кипариса, дерева смерти, жемчуг умирает, когда не соприкасается с живой кожей: смерть тяжка сама по себе, но прекрасна как явление искусства.

Творчество – не забава, и художественное произведение – не плод досуга или прихоти; оно стоит художнику труда; он сам не знает, как западает в его душу зародыш нового произведения, он носит и вынашивает в себе зерно, поэтической мысли, как носит и вынашивает мать младенца в утробе своей; процесс творчества имеет аналогию с процессом деторождения и не чужд мук, разумеется духовных, этого физического акта.

Тѣ процессы, которые мы не сознаемъ орг[аническими] и хим[ическими] и которые мы назвали жизнью только по аналогіи съ нашимъ сознаніемъ, ихъ то обыкновенно (особенно въ наше, время) и называютъ по преимуществу жизнью и изъ нихъ хотятъ вывести наше сознаніе жизни, которое прежде всего дано и которое мы знаемъ за одно несомнѣнное, если что-нибудь знаемъ.

Он по обыкновению задумался на пару минут, а потом бросил взгляд на карту, которую я каждый вечер расстилал на столе, и продолжил повествование: – Вчера вечером мы дошли до момента, когда спасательный отряд, поднявшись по Заливу Вулканов, собрался высадиться у подножья огромной горы под названием Олимп (если речь шла отдельно об упомянутом ранее восьмильном пике, слово «Олимп» предварялось хилилитским аналогом слова «гора».

Сложнее обстоит дело с фольклорными аналогами: здесь представлены оба основных мотива: мотив отсутствия органов и их поисков (общий с некоторыми французскими источниками) и мотив бегства органов и их поимки (мотив «отделимости» органов, их самостоятельного существования или по крайней мере наличия собственной «воли» оказывается общим для всех рассматриваемых здесь источников, как фольклорных, так и литературных), но эти мотивы встречаются только порознь.

В самом начале статьи, проводя аналогию между тем, что описывает в своей книге Ершов, и своим собственным душевным состоянием на войне, Толстой говорит: Я испыталъ это состояніе уже не мальчикомъ — а когда мнѣ было 24 года, и испыталъ его на Кавказѣ не при такихъ страшныхъ условіяхъ, при которыхъ довелось испытать его Ершову, и потому могъ больше сознавать его.

Признаки оргиастической жертвы, омофагии и женских радений отсутствуют в индийских аналогиях эллинскому культу животворящей влаги и растительного изобилия: эти элементы, вобранные религией Диониса из религии Зевсовой, первоначально независимы от нее и кажутся стародавним общеарийским наследием, перешедшим во владение оргиастического бога, уже как бога умирающего и воскресающего, когда он стал сыном небесного отца, излившимся на землю из отчего лона (стр.